— Роман это знает?
— Роман это знает. Господь одарил его умом и талантом.
— А тебя?
— Роман знает мне цену.
— И все?
— А что еще? Что еще нужно рабу и уроду?
— Ты ненавидишь его? Ты ревнуешь меня к нему?
Шут откинулся от стола, расхохотался, изуродовав лицо одноглазой гримасой.
— Тебя? К нему? У меня один глаз, этого хватает, чтобы понять, что княжна Магда спокойно спит в тереме. Ты даже не смогла натянуть ее сапожки
— у тебя они другие, иноземные, ты не очень осторожна. И голос тебя выдает. И слова. Но не бойся. Роман не догадается. Он видит лишь свою любовь, он ею любуется, — ты птица в небе, сладость несказанная, — потому ты и нужна ему. Власть над божьим миром он хочет раскинуть и на птах, и на княжну. Он примет тебя за Магду, оттого что хочется ему принять тебя за Магду, тетенька! Он умный, а в приворотное зелье верит.
— А ты вместо приворотного сделал сонное?
— А ты чего хотела? Я не хотел, чтобы она бежала сюда. И потому сразу тебе изумился. Зелье-то испробованное. Я с ним два раза из оков уходил. Даже из замка Крак.
— Как ты попал туда?
— Известно как — за ворожбу. За глупость.
— Мне странно, что ты раб, — сказала Анна.
— Иногда мне тоже… Господь каждому определил место. Может, так и надо… так и надо.
— Ты опасный раб. Ты не дурак, а притворщик. Ты не тот, за кого себя выдаешь.
— Нет, я дурак. Но без нас, дураков, умники передохнут от своего ума и от скуки… Вот и они идут…
Роман спустился по лестнице первым.
— Вы почему здесь? — спросил он. — Почему не провел госпожу в мои покои?.. — Он дотронулся до плеча Анны.
Кин и отрок спустились следом. Кин поклонился Магде. Роман кинул на него взгляд и спросил:
— Он вправду с тобой, княжна?
— Он всегда со мной, — сказала Анна твердо. — Я посылала его к тебе, чтобы он берег тебя. И он будет беречь тебя.
— Я счастлив, — сказал Роман. — И все обойдется. Мы сделаем, как нам нужно. Орден уже подступил к стенам.
— Уже? — Шут помрачнел. — Уже приступ?
— Они в ста шагах, и они идут к воротам. Литвы все нет…
— А почему ты пришел сюда? — спросил шут. — У нас с тобой нет здесь огня и мечей. Наше место на стенах… Со всеми.
— Глупо молвишь, — сказал Роман, снова подходя к Анне и беря в ладонь ее пальцы. Ладонь Романа была влажной и горячей.
— Города будут погибать, люди будут умирать, но великое знание остается навсегда. Забудь о мелочах, и не по чину тебе об этом думать, — закончил Роман сухо, будто вспомнив, что шут ему не товарищ, а тля, должная помнить свое место…
Шут, взглянув на Анну, ответил:
— Я свое место знаю, дяденька.
Далекий шум донесся до подвала — нашел путь сквозь заборы, стены и оконца крик многих людей, слившийся в угрожающий рев, ответом которому были разрозненные крики и стон внутри города. Тут же откликнулся колокол на столбах на площади — уныло и часто, будто дрожа, он взывал к милости Божьей.
Все замерли, слушая этот шум. Роман быстро подошел к сундуку в углу комнаты, проверил на нем замок.
— Помоги! — сказал он шуту и нажал на сундук, заталкивая его в глубь подвала.
— Мы убежим? — спросил отрок.
— Нет, — сказал Роман.
— Ты будешь биться? — спросил шут.
— Да-да, — сказал Роман. — Не твое дело… Пойди погляди, как на стенах. Может, твой меч пригодится там?
— Не пойду, — сказал шут.
— Не убегу я, не бойся.
— Я другого боюсь, — сказал шут.
— Чего же? Говори.
— Измены боюсь.
— Дурак и умрешь по-дурацки, — сказал Роман, берясь за рукоять ножа.
— Убьешь меня? — Шут был удивлен.
— Если раб неверен, — сказал Роман, — его убивают.
— Не смейте! — воскликнула Анна. — Как вам не стыдно!
— Стыд… — Шут начал карабкаться по лестнице.
— Ты куда? — спросил Роман.
— Посмотрю, что снаружи, — сказал шут. — Погляжу, держат ли ворота…
Он исчез, и Роман тут же обернулся к Кину, передумал, посмотрел на отрока.
— Иди за ним, — сказал он. — Смотри…
— Чего? — не понял отрок.
— Чтобы он ни к кому из княжьих людей не подошел… К князю не подошел… А впрочем, оставайся. Он не успеет.
Роман был деловит, сух и холоден. Он кинул взгляд на песочные часы. Потом оглядел тех, кто оставался в подвале.
— Княжна Магда, — сказал он, — душа моя, поднимись наверх. Иди в задние покои. И не выходи оттуда. Ни под каким видом. И ты, — сказал он Кину, — смотри, чтобы не вышла.
— Роман, — сказала Анна, — мой человек останется с тобой. Я ему верю больше, чем другим людям.
— Правильно. — Роман улыбнулся. Удивительна была эта добрая, радостная улыбка. — Спасибо. С тобой пойдет Глузд.
— Иди, — сказал Кин. — Боярин прав. Иди, княжна, туда, где безопасно. Больше тебе здесь делать нечего.
Анна поднялась по лестнице первой. Сзади топал отрок. Отрок устал, лицо его осунулось, он был напуган. Шум штурма царил над городом, и, когда голова Анны поднялась над полом, он сразу оглушил, проникнув в окна верхней горницы… И еще Анна успела увидеть, как метнулся к выходу шут, — оказывается, он никуда не уходил. Он подслушивал. Может, это и к лучшему. Конечно, пора дотронуться до присоски под ухом…
Анна остановилась. Отрок обогнал ее. Шут стоял за притолокой — в темноте. Отрок обернулся и проследил за взглядом Анны. И увидел движение у двери.
Может, он просто испугался. Наверное, он не догадался, что там Акиплеша. Потому что он вдруг молча, как волк, настигающий жертву, кинулся в угол, выставив перед собой нож, — и был он слеп и неудержим. Анна лишь успела беззвучно ахнуть…
Отрок ударился в стену, потому что шут ловко отскочил в сторону. И отрок упал и замер. Шут вытер тонкое лезвие стилета и сказал Анне, словно извиняясь:
— Он мне не чета… я у сарацинов научился.
— Я не могу больше, — сказала Анна. — Я больше не могу…
— Наш век жестокий, — сказал шут. — Наверно, не было еще такого жестокого века. И я жесток, потому что живу здесь… Но я не подл. Понимаешь, я не подл! Я защищаюсь, но не предаю…
Его слова заполняли голубую рассветную комнату и смешивались с шумом битвы…