В эти последние мгновения, когда отец подхватил девочку на руки, я все оглядывался на стоявшего на мостике Джигса. Я точно знал: это ему решать, что будет дальше.
— Спускайся! — крикнул он.
Но Нимейер не подчинился. Он замер на месте. Посмотрел на море внизу. Девочка никуда не смотрела. джигс продолжал держать узника на прицеле. Раздался выстрел. Он прозвучал будто сигналом — судно дернулось и снова пошло вперед.
Я обернулся, чтобы взглянуть на Нимейера, и тут увидал Эмили. Взгляд ее был прикован к чему-то на дальнем конце палубы. Я тоже глянул туда и как раз успел заметить, как мисс Ласкети бросила что-то в воду. Обернись я секундой позже, помедли, я ничего бы не увидел.
Нимейер замер, будто бы в ожидании боли. Полуметровая цепь, сковывавшая его руки, висела перед ним. Задела ли его пуля? Потом Нимейер посмотрел на Джигса, который стискивал собственное плечо. Видимо, пуля пошла не в ту сторону. Пистолет Джигса ударился о палубу под мостиком и выстрелил в темноту. Теперь кто смотрел на Нимейера с девочкой, кто — на мостик. Мои же глаза остались прикованы к мисс Ласкети, я заметил, как она мгновенно вновь обрела невинный вид — просто одна из зрительниц. Может, обман зрения? Этот жест — рука, метнувшая нечто в сторону моря, мог не иметь никакого значения. Вот только Эмили тоже за ней следила. Мисс Ласкети могла выбросить очередную недочитанную книгу, а могла — пистолет.
джигс вцепился в раненую руку. Нимейер стоял, покачиваясь, на корме. А потом узник, так и не выпустив из закованных рук девочку, прыгнул в море.
* * *
Эмили, похоже, следила за происходившим, прекрасно понимая, в чем его смысл. Но потом она ничего не сказала. Пока длилась суета, воспоследовавшая за этим неудавшимся побегом, этим прыжком навстречу смерти, Эмили не сказала ни слова. Хотя всю предыдущую неделю она постоянно склонялась к Асунте, чтобы что-то сказать или выслушать, а еще я снова и снова видел кузину в обществе Сунила. Но если Эмили и сыграла в случившемся какую-то роль, она молча ушла со сцены и хранила молчание большую часть наших жизней. Сумел ли я в ту ночь ухватить взглядом нечто лежавшее под поверхностью событий? Или просто разыгралось мое мальчишеское воображение? Я развернулся, отыскивая Кассия. Пошел ему навстречу, однако он был так потрясен исчезновением девочки, что отшатнулся от меня как от чужого человека. А поначалу-то речь шла о самом что ни на есть незамысловатом сюжете на невеликой канве моей юности, сказал я как-то кому-то. И всех-то главных героев в нем — трое или четверо детишек. Сюжет о путешествии по четкому маршруту, к известной цели — чего тут бояться, какие уж тут неожиданности. Само плаванье я на долгие годы почитай что и забыл.
Примерно без четверти два я оказался в гавани Хорсшу-Бэй на борту «Королевы Капилано»; когда паром отошел от ванкуверского берега, я поднялся на прогулочную палубу. На мне была теплая куртка, и плевать мне было на ярившийся ветер — мы погружались в голубоватый ландшафт гористой дельты. Паром был небольшой, тут и там были развешаны всяческие предупреждения, что на борту можно, а что нельзя. Было даже специальное объявление, гласившее, что клоуны на борт не допускаются, — очевидно, несколько месяцев назад с ними приключилось какое-то недоразумение. Паром вышел на фарватер, а я все стоял на палубе во власти ветров, глядя на приближавшийся остров Боуэн. Путешествие оказалось недолгим. Через двадцать минут мы причалили, пассажирам без машин подали трап. Интересно, как Эмили выглядит нынче. Время от времени до меня доходили слухи о ее эскападах — в последние два школьных года она завела в Лондоне каких-то непутевых друзей. Так и оказалось, что мы живем в двух разных мирах, очень далеких. Последний раз мы виделись, когда она выходила замуж за некоего Десмонда, — я тогда напился на свадебном приеме и быстро ушел.
Спускаясь по выдвижному металлическому трапу, я не видел ни одного знакомого лица. Она не пришла. Я стал ждать — машины одна за другой отъезжали от борта. Прошло пять минут, я зашагал по дороге.
В небольшом парке на другой стороне стояла женщина, она отделилась от ствола дерева, к которому льнула. Я узнал походку, жесты — она оглядчиво подходила ко мне. Эмили улыбнулась:
— Пошли. Машина вон там. Добро пожаловать в наши края. Мне очень нравится это выражение — у нас тут и вправду самый край, дальше некуда.
Она пыталась скрыть смущение. Но разумеется, оба мы очень смущались и не произнесли ни слова, пока шли к ее маленькой машине. Я сообразил, что она, видимо, наблюдала, как я стою на причале, высматриваю ее, — видимо, хотела убедиться, что я именно тот, кого она ждала.
Мы быстро отъехали, пересекли городок; потом она свернула на обочину и выключила зажигание. Наклонилась, поцеловала меня:
— Спасибо, что приехал.
— В час ночи! Ты всегда звонишь в такое время?
— Всегда. Нет. Я весь день пыталась тебя поймать. Обзвонила десяток гостиниц. Очень боялась, что ты сегодня утром уедешь. Ты как, ничего?
— Нормально. Проголодался. Очень удивлен.
— Дома перекусим. Я кое-что приготовила.
Мы проехали по шоссе, потом свернули на узкий проселок, который вел к воде. Спустились с холма, Эмили свернула на дорожку еще уже, именовавшуюся Уонлесс-роуд. По-хорошему, та вообще не заслуживала никакого имени. Стояли там четыре — пять домиков с видом на море — Эмили пристроила машинку рядом с одним из них. Домик казался этаким местом уединения, полностью замкнутым на себя, хотя до ближайшего соседа было всего метров двадцать. Внутри домик показался еще меньше, однако с открытой террасы открывался вид на воду и в бесконечность.
Эмили соорудила бутербродов, откупорила две бутылки с пивом и указала мне на кресло. Сама бухнулась на диван. И мы тут же принялись болтать — про наше раздельное прошлое, про ее жизнь с мужем в Центральной Америке, потом в Южной Америке. Его работа — инженер-электронщик — не позволяла сидеть на месте, и друзья у них менялись каждые несколько лет. Потом она его бросила. Сказала, что брак их всегда был с долей настороженности и она вышла за дверь, когда поняла: в этом здании слишком холодно, чтобы провести в нем остаток жизни. С их разрыва прошло несколько лет, теперь она могла рассуждать о случившемся спокойно и свысока, набрасывая руками в воздухе очерки их житейских коллизий и мест их жительства. Похоже, моя давняя привязанность к Эмили позволила ей раскрыться. Она очертила передо мной всю свою жизнь. Потом она смолкла, и мы просто смотрели друг на дружку.
Я вспомнил одну подробность из времен свадьбы Эмили. Бракосочетание, как и все бракосочетания тех времен, казалось кульминацией, очевидным шагом к общей цели. Десмонд был хорош собой, Эмили неотразима. В те времена вряд ли нужно было что — то еще для счастливого брака. И все же вот — незадолго до того, как покинуть торжество, я посмотрел на нее. Она стояла, прислонившись к стене, и смотрела на Десмонда. Во взгляде ее была отрешенность, будто бы в тот момент она делала лишь то, чего не делать нельзя. А потом, быстро встряхнувшись, вновь обрела праздничное настроение. У кого в памяти отложились те несколько секунд во время торжества? Но я, вспоминая ту свадьбу, каждый раз думал именно про них — что тем самым она спасалась от хаоса, так же как несколько раньше спаслась от бурной непредсказуемости отца, уехав учиться в другую страну. И все же это выражение мелькнуло на ее лице. Как будто она прикидывала, а так ли уж хорош некий предмет, который она только что купила или получила в подарок.