— Джимми, выпей, — умоляющим тоном произнес кто-то. — Успокойся!
— А вы, долбанные педерасты, молчите и не вмешивайтесь, вашу мать!
В руке Коркорана блеснул черный пистолет.
В зале наступила тишина. Никто не шелохнулся. Казалось, все присутствующие оказались каким-то образом подсоединены к пальцу, лежащему на спусковом крючке.
— Слушай, Джимми, угомонись, — прошептал Обезьянья физиономия. — Сядь и успокойся. Давай без глупостей.
Подняв с пола стакан, Коркоран подошел к стойке и схватил еще одну бутылку «Бушмиллза». С грохотом поставил ее на стол перед Пеллэмом. Наполнил стакан до краев.
— Сейчас он выпьет со мной и извинится, — взбешенно прорычал Коркоран. — Если он это сделает, я отпущу его на все четыре стороны.
Подняв руки, Пеллэм мило улыбнулся. Он повернулся к бармену.
— Хорошо. Но только мне содовой.
Как в фильме «Шейн». Алан Лэдд заказывает для Джои содовую. Пеллэм просто обожал этот вестерн. Он смотрел его раз двадцать. Все его одноклассники хотели быть Микки Мантлом; Пеллэм мечтал о том, чтобы стать режиссером Джорджем Стивенсом.
— Содовой? — прошептал Коркоран.
— Если нет, то «Пепси-колы». Нет, подождите, лучше диетической «Пепси».
Бармен шагнул к холодильнику. Стремительно развернувшись, Коркоран направил на объятого ужасом владельца заведения пистолет.
— Не смей, твою мать! Этот педик выпьет виски и…
В воздухе мелькнула черная кожа, и вдруг Коркоран оказался на полу, лицом вниз, с заломленной за спину правой рукой. Пистолет очутился у Пеллэма.
Черт побери, неплохо. Пеллэм до последнего мгновения сомневался, вспомнит ли он, как выполняется этот прием. Но все произошло на полном автомате. Это осталось у него с тех времен, когда он пятнадцать лет назад работал каскадером и участвовал в съемках батальных сцен какого-то дрянного фильма о войне в Индокитае. Приемам рукопашной борьбы Пеллэма научил постановщик трюков.
Схватив пистолет ирландца, Пеллэм обвел им по очереди всех шестерых громил. Не выпуская запястье Коркорана.
Никто не двигался.
— Козел! — взвизгнул Коркоран. Пеллэм выкрутил ему руку сильнее. — О черт, можешь считать себя покойником, долбанный…
Еще сильнее.
— Ну хорошо, козел, хорошо, сдаюсь.
Отпустив запястье Коркорана, Пеллэм приставил дуло ему к виску.
— Как ты грубо разговариваешь, — с укоризной произнес он. — Значит, король Адской кухни, да? Знаешь все? В таком случае, ты должен знать, что я собирался предложить тебе пятьсот долларов за то, чтобы ты выяснил, кто поджег дом на Тридцать шестой улице. Вот чем я занимался здесь. А что получил? Мне пришлось поставить на свое место юнца, который давно не мылся.
Пеллэм направил пистолет на Обезьянью физиономию. Тот поспешно поднял руки. Пеллэм вежливо произнес:
— Будь добр, принеси мне диетической «Пепси».
Обезьянья физиономия, помявшись, направился к стойке. Материализовавшийся из ниоткуда бармен, казалось, был при смерти. Он испуганно посмотрел на Коркорана.
— Дай же ему «Пепси», твою мать, долбанный козел! — проревел тот.
Дрожащим голосом бармен промямлил:
— Я… гм… Дело в том, что у нас нет…
— Сойдет и «Кока-кола», — сказал Пеллэм, направив пистолет на грузного парня с тупым лицом. — Брось свою штуковину на пол, хорошо?
— Выполняй! — проворчал Коркоран.
Пистолет с грохотом упал на пол. Пеллэм ногой зашвырнул его в угол.
— Сэр, прошу прощения, вы просили диетическую «Коку»? — дрожащим голосом спросил бармен.
— Мне все равно.
— Слушаюсь, сэр.
Открывая банку, бармен едва не уронил ее. Уверенной рукой налив газировку в стакан, Обезьянья физиономия отнес его Пеллэму.
— Благодарю.
Залпом выпив стакан, Пеллэм поставил его на стол и попятился задом к двери, на ходу вытирая лицо салфеткой, которую предусмотрительно передал ему громила.
Поднявшись с пола, Коркоран повернулся к Пеллэму спиной и вернулся за столик. Долговязый ирландец уселся на свое место, откупорил бутылку пива и начал бодро говорить, веселый и жизнерадостный. Подчеркивая основные места ударом бутылки по столу, он прочел красочную лекцию о «Восстании на пасхальной неделе», «черно-пегих», [45] голодном бунте 81-го года — так, словно Пеллэма уже не было в зале.
Разрядив пистолет, Пеллэм забросил патроны в ведерко со льдом на стойке, а само оружие зашвырнул в угол к первому пистолету. Затем вышел на испепеляющий зной.
Думая: «Да, это август в Нью-Йорке. Проклятие!»
Он стоял на мрачной бетонной площадке напротив конференц-зала Джекоба Джевитса.
Гадая, придет или не придет?
Или, точнее, если придет, убьет или нет?
Пеллэм внимательно изучил эту часть Адской кухни, где даже ослепительное солнце не могло скрыть господствующие блеклые краски. Здесь, на клочке земли между огромным конференц-залом и серой громадиной «Интрепида», авианосца времен Второй мировой войны, переоборудованного в плавучий музей, от жилых кварталов осталось только жнивье: заброшенные и сожженные одноэтажные домишки, кладбища разбитых машин, заборы с колючей проволокой, пустыри, заросшие сорняком, старые котлы и станки, проржавевшие насквозь.
После десяти минут неотрывного изучения старого военного корабля и снующих по Гудзону барж Пеллэм наконец услышал жизнерадостный голос, окликнувший его:
— Привет, долбанный псих.
Что ж, он все-таки пришел.
И выстрелы не прозвучали. По крайней мере, пока.
Человек шел к Пеллэму сквозь волны горячего воздуха, плавающие над раскаленным бетоном. Несмотря на жару, на нем по-прежнему была длинная черная кожаная куртка. И он по-прежнему был похож на обезьяну.
Засунув в рот сигарету, которая была у него в руке, парень представился:
— Джеко Дрю.
— Джон Пеллэм.
Они пожали друг другу руки.
— Пеллэм, а ты парень крутой. Не побоялся подать мне знак прямо перед носом у Джимми К.
Дрю произнес это с показной бравадой прирожденного неудачника.
Пеллэм отправился в гриль-бар на углу Десятой авеню и Сорок пятой улицы как раз для того, чтобы удить такую рыбу, как Джеко Дрю. Он и не рассчитывал узнать что-либо от самого Джимми Коркорана, оказавшегося тем самым тщедушным хорьком, какого и ожидал увидеть Пеллэм, — разве что еще более ненормальным. Нет, он отправился туда затем, чтобы найти осведомителя.