— Привет.
Блондинка посмотрела вслед удаляющемуся Маккенне. Пеллэм проследил за ее взглядом.
— Которая? — спросила она.
— Прошу прощения? — не понял Пеллэм.
— Вы любите держать пари?
— Перефразируя Марка Твена, — ответил тот, — человек не должен спорить только в двух случаях. Во-первых, когда он не может позволить себе потерять деньги. И, во-вторых, когда может.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Да, я люблю держать пари, — признался Пеллэм.
— Видите тех двух женщин? Брюнетку и рыжую?
Пеллэм быстро нашел взглядом тех, кого она имела в виду. Две молодые женщины стояли у лестницы, беседуя с Маккенной. Обеим лет под тридцать, обе привлекательные, с хорошей фигурой. Рыжая выглядела значительно более сексуальной и сладострастной. Брюнетка держалась холодно, рассеянно; казалось, подрядчик навевал на нее скуку.
— Минут через пять Роджер поднимется наверх. Там находятся спальни. Еще через пять минут одна из этих двух женщин последует за ним. Как вы думаете, какая?
— Он с ними знаком?
— Скорее всего, нет. Итак, вы в игре?
Пеллэм еще раз внимательно посмотрел на рыжеволосую. Откровенное декольте, открывающее верхний край пышного бюста. Длинные волосы, ниспадающие волнами до плеч. Соблазнительная улыбка. И веснушки. Пеллэму очень нравились веснушки.
— Рыжая, — сказал он, пытаясь прогнать назойливую мысль: «Восемь месяцев, восемь месяцев, восемь месяцев, черт побери.»
Женщина рассмеялась.
— Вы ошибаетесь.
— На что спорим?
— На бокал шампанского, которым нас угостит хозяин. Опять же, повторяя слова Марка Твена, спорить всегда лучше на чужие деньги, а не на собственные.
Они чокнулись.
Пеллэм выяснил, что женщину звали Джоли и она, судя по всему, была здесь без пары. Он прошел следом за ней к окну в углу зала, где было чуть тише.
— А вы — Джон Пеллэм.
Пеллэм озадаченно улыбнулся.
— Я слышала, как кто-то упомянул вашу фамилию.
У него тотчас же мелькнула мысль: кто? Маловероятно, чтобы слухи с улиц Адской кухни могли подняться в эту стратосферу.
— Я видела один ваш фильм, — продолжала Джоли. — Про одного алхимика. Он мне очень понравился. Не могу сказать, что я все в нем поняла. Но считайте это комплиментом.
— Вот как? — спросил Пеллэм, пристально глядя в ее неподвижные зеленые глаза.
— Вспомните фильм Кубрика «2001-й год», — пояснила Джоли. — Фильм не слишком хороший. Так чем же объясняется его долгоживучесть? Голубой Дунай и космический корабль? Это могло прийти в голову кому угодно. Дерущиеся друг с другом обезьяны? Нет. Спецэффекты? Конечно же, нет. Все дело в конце. Зрители так и не могут понять, чем все закончилось, черт побери. Люди забывают очевидное. Но надолго запоминают неопределенное.
Пеллэм рассмеялся.
— Да, я действительно люблю некоторую недосказанность, — сказал он, не отрывая взгляда от Маккенны. — Ладно, уговорили, буду считать ваши слова комплиментом.
— Вы здесь снимаете фильм?
— Да.
В противоположном конце зала Роджер Маккенна посмотрел с непринужденным видом по сторонам и стал подниматься по лестнице.
У Пеллэма мелькнула мысль, что он, быть может, просто захотел сходить в туалет. В споре с Джоли они не предусмотрели возможность ничейного исхода. Впрочем, Пеллэму было все равно; он наслаждался ее обществом. Глубокий вырез платья Джоли ничем не уступал декольте рыжеволосой. Пеллэму даже показалось, что он разглядел несколько веснушек там, где белая кожа скрывалась под тканью с блестками.
— О чем он? — спросила Джоли. — Ваш новый фильм?
— Это не художественная лента. Документальная. Об Адской кухне.
— Этот пожар — любопытная метафора, вы не находите? — Она кивнула на открывающийся из окна вид, и у нее на лице заиграла едва заметная усмешка. — Она могла бы стать хорошим лейтмотивом вашего фильма. — Помолчав, Джоли загадочно добавила: — О чем бы он ни был на самом деле.
— Насколько хорошо вы знакомы с Маккенной? — спросил Пеллэм.
И лишь потом до него дошел смысл ее слов: «о чем на самом деле ваш фильм.» Неулыбчивая брюнетка в противоположном конце зала загасила сигарету и, приподняв подол длинной юбки, осторожно огляделась по сторонам. Затем она начала подниматься по лестнице, на которой только что скрылся подрядчик.
— Отличная догадка, — заметил Пеллэм.
— Это была не догадка, — ответила Джоли. — Просто я достаточно хорошо знаю своего мужа. А теперь несите мне шампанское, которое вы проспорили. И себе захватите тоже. Мы пройдем вон туда и выпьем его там.
Указав на небольшую комнатку, примыкающую к главному залу, она улыбнулась. Пианист начал играть «Непогоду».
— Знаете, одна из уборщиц, которые работают у нас, продает все, что находит у нас в мусоре, правительству. Налоговой инспекции, Комиссии по ценным бумагам и биржевым операциям. Уверена, также и конкурентам. Роджер смеха ради постоянно подбрасывает в мусорные корзины вместе с упаковками из-под гигиенических прокладок и использованными презервативами всякую чушь.
— И налоговая инспекция за это платит? — спросил Пеллэм.
— Да.
— Значит, вот какое применение находят доллары, которые я плачу в качестве налогов!
— Только не говорите, что вы действительно платите налоги! Неужели вы не шутите? — Джоли изобразила искреннее изумление. — Если это правда, я обязательно сведу вас со своим личным бухгалтером.
Они удалились в уютную комнатку, обитую тиковыми досками. Гул голосов и звуки музыки проникали сквозь стены приятным, ненавязчивым фоном. Пеллэм с удивлением посмотрел на фотографию Маккенны, стоящего в обнимку с большим Микки-Маусом.
— Несколько лет назад, — произнесла Джоли, зачарованная сумасшедшим бурлением пузырьков в бокале шампанского, — Роджер связался с европейским «Диснейлендом». Эта затея кончилась полным провалом. Я с самого начала говорила ему, что из этого ничего не выйдет. Я просто не могла представить себе французов с большими черными накладными ушами.
— Почему вы так спокойно отнеслись к тому, что только что произошло? Я имею в виду вашего мужа и брюнетку?
— Вы же из Голливуда. Я полагала, вы должны понимать, что относиться спокойно и разыгрывать спокойствие — это две совершенно разные вещи.
— Положили на обе лопатки. Но как вы определили, что это будет брюнетка?
— Из них двоих она была менее податливой. То есть, победа над ней более ценна. Роджер никогда не ищет легких путей. Его кабинет находится в этом здании на семидесятом этаже. Роджер каждое утро поднимается к себе на работу пешком.