— Кажется, они нас преследуют.
Дункан быстро свернул на узенькую улочку и тоже увеличил скорость. На ближайшем перекрестке повернул на юг.
— Что-нибудь видишь?
— Не знаю… Подожди-ка. Да, вот они. Едут за нами. Определенно.
— По той улице, что через квартал. Направо. Тебе она знакома? Идет к Вестсайдскому шоссе?
— Да. Поезжай. — Винсент почувствовал, как вспотели его ладони.
Дункан повернул и поехал по улице с односторонним движением, затем свернул на шоссе и направился на юг.
— Перед нами… Что это такое? Какие-то мерцающие огни?
— Да. — Винсент видел их отчетливо. Они направлялись в ту же сторону, и, повысив голос, он спросил: — Что будем делать?
— Продолжать, — спокойно ответил Дункан, затем резко повернул руль, без малейшего усилия вписавшись в немыслимый поворот.
Линкольн Райм пытался не слушать монотонную болтовню Селлитто по сотовому и не слышать звонков Рона Пуласки по поводу балтиморской мафии.
Отключиться от них… чтобы добраться до собственных мыслей и сосредоточиться на них.
Он даже не знал точно, до каких. До каких-то смутных воспоминаний, которые поднимались из сокровенных глубин памяти.
Имя какого-то человека, какое-то происшествие, название какого-то места? Нет, он не знал точно. Единственное, в чем Райм был абсолютно уверен, информация об этом жизненно важна.
Райм закрыл глаза, и ему показалось, что на сотую долю секунды он приблизился к ускользающему воспоминанию. Но нет, оно ушло, как и раньше.
Такое же эфемерное, как грибы-дождевики, лопавшиеся и разбрасывавшие облако спор, за которым он маленьким мальчиком любил гоняться, когда жил еще на Среднем Западе под Чикаго. Он бежал и бежал за ними по полю. Бежал… Линкольн Райм любил бегать, любил ловить споры дождевиков и вертящиеся, похожие на ушки семена, падающие с деревьев и долго парящие в воздухе, подобно вертолетикам. Любил гоняться за стрекозами, мухами и пчелами.
А затем изучать их, узнавать о них новое и интересное. Линкольн Райм родился с ненасытным любопытством, с детских лет он был настоящим исследователем во всем.
Он бежал… так, что захватывало дух.
И вот теперь почти полностью парализованный человек тоже «бежал», пытаясь схватить ускользающее семечко совсем иного рода. И несмотря на то что это преследование он мог осуществлять только в воображении, оно было не менее напряженным и энергичным, чем бег, столь любимый им в детстве.
Ну вот же, вот…
Он почти схватил ее.
Нет, не совсем.
Черт!
Не думай так напряженно, не насилуй мысль. Пусть она придет сама.
У него в голове проносились целые картины и отрывочные воспоминания, примерно так же, как когда-то его босые ноги неслись по душистой траве и нагретой солнцем земле, по шелестящему тростнику и кукурузным полям под громадными грозовыми тучами, простиравшимися на мили на голубом летнем небе.
Тысячи семян, слетевших с деревьев, грибов-дождевиков, бурых и зеленых кузнечиков и птичьих перьев.
Тысячи воспоминаний об убийствах, похищениях, ограблениях, фотографий мест преступления, отчетов в вышестоящие инстанции, списков вещественных доказательств, странных образов, возникавших под стеклом микроскопа, «вершин», «пропастей» и «долин», появлявшихся на экране хроматографа.
Вот-вот, ближе… ближе…
Райм открыл глаза.
— Люпонте, — прошептал он.
Чувство глубочайшего удовлетворения наполнило тело, неспособное ни к каким ощущениям. Он еще не мог понять почему, но уже был практически уверен, что с именем Люпонте связано что-то очень важное.
— Мне нужно одно дело. — Райм взглянул на Селлитто, продолжавшего всматриваться в экран компьютера. — Дело! — воскликнул Райм. — Мне нужно одно дело!
Детектив оглянулся на него:
— Ты со мной разговариваешь?
— Да, я с тобой разговариваю.
Селлитто ухмыльнулся:
— Дело? А оно у меня есть?
— Нет. Мне нужно, чтобы ты его нашел.
— Что за дело? Какое-то преступление?
— Думаю, да. Времени я не знаю. Мне известно только, что в нем должно фигурировать имя Люпонте. — Он произнес его по буквам. — Оно из давних.
— Преступник?
— Не думаю. Хотя возможно. А возможно, просто свидетель. Мог быть кто угодно. Даже кто-то из полиции. Тот, кто производил арест, надзиратель. Кто-то из начальства. Я не знаю.
Люпонте…
— У тебя вид — как у кота, которому достались сливки, — прокомментировал Селлитто.
— Это что, какая-то поговорка? — Райм нахмурился.
— Не знаю. Мне просто нравится. Ну что ж, дело Люпонте так дело Люпонте. Сейчас позвоню. А оно действительно такое важное?
— Неужели ты думаешь, Лон, что я заставил бы тебя тратить время на поиски чего-то, не имеющего никакого значения, именно сейчас, когда мы занимаемся поисками убийцы-маньяка?
Прибыл факс.
— Наши тепловые изображения от «АСТЕР»? — спросил с надеждой в голосе Райм.
— Нет, это Амелии, — ответил Купер. — А где она?
— Наверху.
Райм уже собирался ей позвонить, но тут она сама вошла в комнату. На лице ни следа слез. Трудно поверить, что всего несколько минут назад она плакала. Амелия очень редко пользовалась косметикой, и Райм задался вопросом, не сделала ли она исключение, чтобы скрыть свое состояние.
— Тебе, — сказал ей Купер, глядя поверх факса. — Вторичный анализ пепла и обгорелых бумаг из дома… как там его звали?
— Крили.
— В лаборатории все-таки удалось восстановить логотип, который был на счетной ведомости. Она из программного обеспечения, используемого в корпоративной бухгалтерии. Ничего особенного. Оно продается тысячам дипломированных бухгалтеров по всей стране.
Амелия пожала плечами, взяла таблицу и стала читать.
— Эксперт по бухгалтерии просмотрел все восстановленные данные. Это стандартная платежная ведомость и данные по компенсации для сотрудников в какой-то компании. В них нет ничего необычного. — Амелия покачала головой. — Наверное, действительно ничего важного. Думаю, взломщики решили сжечь все, что могли найти, уничтожить все, что было связано с Крили и «Сент-Джеймсом».
Райм вглядывался в ее встревоженные глаза.
— Обычная практика — сжигать материалы, не имеющие отношения к делу, чтобы сбить следствие со следа, — напомнил он.
Амелия кивнула:
— Да, конечно. Спасибо за напоминание, Райм.
Зазвонил ее телефон.