— Вы выполняете предписанный мной режим? Ни капли спиртного, побольше спать? — В ее голосе прозвучало веселье. — Нет, Том, ответьте лучше вы. Вы здесь?
— Он в другой комнате, — рассмеялся Райм. — Здесь нет никого, кто мог бы меня погонять.
Разумеется, если не брать в расчет Сакс, но она его не выдаст.
— Мне бы хотелось, чтобы завтра утром вы заехали ко мне для последнего осмотра перед операцией. Я подумала…
— Доктор…
— Да?
Райм посмотрел Сакс в глаза.
— Я решил отказаться от операции.
— Вы…
— Можете оставить себе плату за пребывание в клинике и аванс, — попытался отшутиться он.
Молчание. Затем:
— Вы стремились к операции больше, чем кто-либо из моих пациентов.
— Я действительно очень хотел этого. Но я передумал.
— Вы вспомнили все то, что я говорила о высокой степени риска, так?
Посмотрев на Сакс, Райм сказал:
— В конце концов я пришел к выводу, что даже при благоприятном исходе операция мало чем мне поможет.
— Линкольн, я считаю, вы приняли хорошее решение. Мудрое. — Доктор Уивер помолчала. — Мы добились больших успехов в проблеме лечения больных с травмами позвоночника. Я знаю, вы читаете литературу…
— Да, я держу руку на пульсе, — ответил Райм, усмехаясь над тонкой иронией, содержавшейся в метафоре.
— Каждая неделя приносит что-то новое. Звоните мне, как только у вас возникнет желание. Мы обсудим, какие у вас будут перспективы. А может быть, вы просто захотите со мной поболтать.
— Да. С удовольствием.
— Буду рада услышать ваш голос, Линкольн. До свидания.
— До свидания, доктор… Командный режим, окончить связь.
В комнате воцарилась тишина. Затем за окном послышался шум крыльев, мелькнула тень. На подоконник опустился сокол. Сакс и Райм посмотрели на птицу.
— Райм, ты уверен, что поступил правильно? — спросила молодая женщина. — Если ты хочешь операцию, я с тобой на все сто процентов.
Он не сомневался в этом.
Но он также твердо знал, что операция ему больше не нужна.
Принимать свой ограничения… Таким тебя сделать судьба, Лоабан. И на то быть какие-то причины. Быть может, теперь ты стать более хороший полицейский. Теперь твоя жизнь сбалансирован, я говорить.
— Уверен, — сказал Райм.
Сакс стиснула ему руку, затем снова посмотрела в окно на сокола. Райм, вглядевшись в ее лицо, освещенное рассеянным бледным светом, спросил:
— Сакс, а ты уверена, что хочешь этого?
Он кивнул на лежащую на столе папку, в которой были фотография По-И, свидетельские показания и официальные документы.
Первый лист был озаглавлен: «ПРОШЕНИЕ ОБ УДОЧЕРЕНИИ».
Наконец Сакс отвернулась от окна. По ее глазам Райм понял, что она также не сомневается в принятом решении.
* * *
Сакс улыбнулась По-И, «драгоценному ребенку», сидевшей в стульчике в комнате судьи. Девочка играла с тряпичным котенком.
— Мисс Сакс, это весьма необычное дело об удочерении. Впрочем, думаю, вы сами это прекрасно понимаете.
Судья Маргарет Бенсон-Уэйлс, крупная женщина, сидела за своим заваленным ворохом бумаг столом в мрачном здании Гражданского суда Манхэттена.
— Да, ваша честь.
Склонившись над бумагами, судья продолжила читать.
— Могу только сказать, что за последние два дня мне пришлось выслушать столько чиновников из службы социального обеспечения, мэрии, администрации штата, управления полиции и СИН, сколько в обычной обстановке я не встречаю и за целый месяц. Объясните мне, как вам удалось обзавестись такими обширными связями?
— Наверное, я просто везучая.
— Что гораздо важнее, — заметила судья, возвращаясь к папке, — я услышала о вас только хорошее.
Судя по всему, у Сакс тоже были прекрасные гуанси. За молодую женщину замолвили словечко Фред Деллрей, Лон Селитто, Алан Коу (который, вместо того чтобы лишиться работы, занял место неожиданно вышедшего в отставку Гарольда Пибоди). В течение считанных дней ей удалось преодолеть кучу бюрократических рогаток, стоящих на пути удочерения.
— Разумеется, вы понимаете, — продолжала судья, — что на первом месте всегда стоят интересы ребенка, и если у меня возникнут какие-то сомнения, я не подпишу эти документы.
Маргарет Бенсон-Уэйлс говорила тем же снисходительным и в то же время грубоватым тоном, которым мастерски пользовался Райм.
— Иного я и не жду, ваша честь.
Сакс успела узнать, что Бенсон-Уэйлс, подобно многим другим судьям, любит читать нравоучения. Устроившись поудобнее, судья обратилась к присутствующим.
— Итак, процедура удочерения в штате Нью-Йорк включает изучение домашних условий, предварительную подготовку и, как правило, трехмесячный испытательный срок. Я сегодня всю утро знакомилась с документами, говорила с работниками службы социального обеспечения и опекунами, занимавшимися девочкой. Отзывы хорошие, но дело движется быстрее, чем скатились вниз «Чикаго Буллз» после ухода Майкла Джордана. Так что я приняла вот какое решение. Я выдаю разрешение на трехмесячный испытательный срок под наблюдением представителей департамента социального обеспечения. По истечении этого срока, если все будет хорошо, я дам разрешение на удочерение. Вас это устраивает?
— Да, ваша честь, — кивнула Сакс.
Судья пристально всмотрелась в ее лицо. Затем, бросив взгляд на По-И, нажала кнопку устройства внутренней связи и сказала:
— Пригласите просителей.
Дверь открылась, и в кабинет осторожно вошли Сэм Чанг и Мей-Мей. Вместе с ними был их адвокат, китаец в светло-сером костюме и такой вызывающе красной рубашке, что ей нашлось бы место в гардеробе Фреда Деллрея.
Чанг смущенно кивнул. Сакс, встав, шагнула навстречу и пожала руки ему и его жене. Увидев девочку, Мей-Мей широко раскрыла глаза. Сакс передала ей ребенка, и женщина крепко обняла По-И.
— Мистер и миссис Чанг, вы говорите по-английски? — спросила судья.
— Я немного говорю, — сказал Чанг. — Моя жена — она говорит очень плохо.
— Вы мистер Син? — обратилась судья к адвокату.
— Да, ваша честь.
— Вы смогли бы переводить?
— Разумеется.
— Как правило, процесс усыновления в нашей стране является длительным и сложным. Семье иммигрантов с неопределенным статусом практически невозможно получить разрешение об опеке.
Она остановилась, давая возможность Сину перевести ее слова. Мей-Мей кивнула.
— Однако сейчас мы имеем дело с из ряда вон выходящими обстоятельствами.