Теперь все встало на свои места: поношенная одежда, дешевенькие часы – совсем не то, чем баловали бы дочурку родители-ученые. Государственная, а не частная школа. Ее подруга – тусовщица Киш – не компания, разумеется, для дочери профессора из солидного колледжа.
Райм покивал.
– Значит, родителям в Англию ты вчера не звонила. А управляющего домом попросила притвориться, что он твой дядя?
– И он согласился… за дополнительное вознаграждение, да. Он предложил мне пожить у него, но ведь это же чепуха. Понимаете, о чем я? Я предложила использовать квартиру Рейнольдсов, пока они все равно в отъезде. Уговорила его снять табличку с их фамилией с почтового ящика.
– Он мне с самого начала показался сомнительным родственником, – сказал Белл.
Женева только усмехнулась в ответ.
– Ну а когда родители так бы и не появились, как бы ты это нам объяснила?
– Не знаю. – Ее голос дрогнул, и на мгновение она предстала беззащитным, растерянным ребенком. Но это выражение быстро исчезло. – Мне приходилось все время импровизировать. Помните, когда я вчера убежала за письмами Чарлза? – Она устремила взгляд на Белла, и тот кивнул. – Я вышла из квартиры через заднюю дверь и спустилась в подвал. Там они у меня и лежали.
– У тебя есть хоть кто-то из родни в Нью-Йорке? – спросила Сакс. – Кроме двоюродной бабушки?
– Никого у меня нету… – В ее глазах сверкнул неподдельный ужас, которого Райм раньше за ней не замечал. И вызвал его не страх перед киллером, а сорвавшееся с языка неграмотное словцо. Она покачала головой. – Нет, больше никого.
– Почему ты не хочешь обратиться в Службу социальной защиты? – спросил Селлитто. – Она для того и существует.
А Белл добавил:
– Ты больше, чем кто-либо, имеешь на это право.
Девушка нахмурилась, ее темные глаза потемнели еще больше.
– Бесплатно я ничего не беру. – Она потрясла головой. – И вообще, заявится ко мне социальный работник и увидит, как я живу, и меня сразу сошлют к тетке в Алабаму. Она живет в деревне с населением в триста человек. Представляете, какое образование я там получу? Или затолкают в приют, в комнатушку с четырьмя оторвами: хип-хоп на полную громкость двадцать четыре часа в сутки, по воскресеньям насильно в церковь… – Она поежилась.
– Поэтому ты пошла работать? – Райм оглядел ее униформу.
– Поэтому и пошла. Меня свели с одним парнем, который подделывает водительские права. По ним мне все восемнадцать. – Она хохотнула. – Знаю, что на вид мне и близко столько не дашь. Но на моей нынешней работе менеджер – белый старик, он и не понял, сколько мне лет. Там я до сих пор и работаю, ни разу свою смену не пропустила. До сего дня. – Вздох. – Когда босс узнает, ему придется меня уволить. Черт! А я на этой неделе и второго места лишилась.
– Ты работала в двух местах?
Девушка кивнула.
– Оттирала граффити. В Гарлеме сейчас все обновляется, чуть ли не на каждом шагу. Большие страховые компании или конторы по торговле недвижимостью ремонтируют старое жилье, а потом сдают его за приличные деньги. Строители нанимают подростков, чтобы отскабливать со стен художества. Хороший заработок. Только меня уволили.
– Из-за твоего несовершеннолетия? – спросила Сакс.
– Нет. Я увидела, как рабочие – три белых здоровяка, которые работают на какую-то риелторскую фирму – травят стариков, которые в том доме всю жизнь прожили. Я сказала им прекратить, иначе позвоню в полицию… – Женева дернула плечами. – И меня уволили. В полицию я все-таки позвонила, только там это никого не интересовало… Делай после этого добрые дела.
– Поэтому ты отказалась от помощи миссис Бартон, школьного консультанта, – заключил Белл.
– Узнай она, что мне негде жить… бац, и меня отправят в приют. – Она поежилась. – Мне совсем чуть-чуть оставалось! Каких-то полтора года, и я подалась бы в Гарвард. И тут появляется этот тип и пускает все под откос!
Женева подошла к таблице, в которой были сведены известные факты о жизни Чарлза Синглтона.
– Вот почему я о нем писала. Должна была доказать себе, что он невиновен. Мне хотелось, чтобы он оказался порядочным человеком, хорошим мужем и отцом. А какие замечательные он писал письма! Каким чудесным языком! Даже почерк у него очень красивый. А еще он был героем войны Севера и Юга, учил детей и спасал сирот от бунтовщиков. У меня вдруг появился родственник – по-настоящему добропорядочный, умный, знакомый с известными людьми. Мне очень хотелось иметь такого, достойного восхищения, не то что отец и мать…
В дверном проеме показалась голова Луиса Мартинеса.
– Он чист. Имя и адрес соответствуют названным. Задержаний и судимостей не имеет.
Мартинес проверил подставного дядю. Райм и Белл на слово доверять никому больше не собирались.
– Тебе, наверное, очень одиноко, – сказала Сакс.
Женева помолчала, прежде чем ответить.
– Отец иногда водил меня с собой в церковь, до того как сбежал, и я помню один госпел, наш любимый: «Некогда умирать». Вот и у меня так же: мне просто некогда быть одинокой.
Но Райм изучил Женеву достаточно хорошо – она блефовала.
– Значит, у тебя тоже есть тайна, как и у твоего предка. А кто в нее посвящен?
– Киш, управляющий домом, его жена – вот и все. – Девушка с вызовом уставилась на Райма. – Собираетесь меня сдать?
– Но ты не можешь жить сама по себе, – сказала Сакс.
– Жила ведь два года, – бросила в ответ Женева. – У меня есть книги, школа. Большего мне и не нужно.
– Но…
– Если вы меня выдадите, вся моя жизнь рухнет. – Затем очень тихо добавила: – Я прошу.
На мгновение повисла тишина. Сакс и Селлитто посмотрели на Райма – единственного среди присутствующих, кого не связывали ни городское начальство, ни полицейский регламент. И он сказал:
– С решениями можно пока не спешить. У нас и так хлопот полон рот – сначала надо взять киллера. Только я считаю, что ты должна остаться здесь, а не на конспиративной квартире. – Он посмотрел на Тома: – Думаю, комната у нас наверху найдется, да, Том?
– Еще бы не найтись!
– Я правда бы лучше… – начала Женева.
Улыбаясь, Райм не дал ей закончить:
– На этот раз вынужден настоять.
– Но моя работа… Я не могу позволить себе ее потерять.
– Об этом я позабочусь.
Райм попросил у нее номер, позвонил менеджеру в «Макдоналдс» и в общих словах объяснил, что на Женеву было совершено нападение и несколько дней она не сможет выходить на работу. Начальник выразил искреннюю обеспокоенность и сказал, что Женева – их самый добросовестный работник; пусть не выходит столько, сколько надо, и не беспокоится насчет своего места. Они будут ждать ее возвращения.