— Тут есть один момент, — вкрадчиво заметил он.
— Да?
— Я знаю одного парня: когда-то он наводил порядок в Восемнадцатом.
— Это когда из комнаты для хранения вещдоков исчезли наркотики? Несколько лет назад?
— Да, так оно и было. У него хорошие связи в Большом доме. Один из членов комиссии прислушается к нему, ну а он прислушается ко мне. Парень у меня в долгу. — Селлитто указал на доску с уликами. — Черт возьми, ведь мы же сделали великое дело! Такого убийцу поймали. Давай я позвоню ему. Ради нее стоит потянуть за ниточки.
Райм также обвел взглядом список, потом оборудование, смотровые столы, книги — все, что относилось к анализу вещественных доказательств, которые Сакс собрала или же утащила с мест преступлений.
— Не знаю, — отозвался он.
— В чем проблема?
— Боюсь, ее не устроит такой путь в сержанты.
— Ты же понимаешь, что значит для Сакс это повышение.
Конечно, он понимал.
— Послушай, мы же просто будем играть по правилам Рамоса. Он действует закулисными методами — и мы сделаем то же самое. Скажем, немного разровняем игровое поле. — Селлитто понравилась эта идея. — Амелия ничего не узнает, — добавил он. — Я попрошу того парня сохранить все в тайне, и он сохранит.
Ты же понимаешь, что значит для Сакс это повышение…
— Так что ты думаешь? — спросил детектив.
Райм долго молчал, задумчиво разглядывая окружающее его оборудование и зеленый туман весенней листвы Центрального парка.
* * *
Царапины на деревянных поверхностях затерли, все следы пожара в спальне «заставили исчезнуть», как выразился Том. Запах дыма все же остался, но поскольку он напоминал Райму о благословенном виски, это не имело значения.
Сейчас, когда уже наступила полночь, Райм лежал в постели и смотрел в окно. Снаружи промелькнула тень: это вернулся с охоты один из соколов. В зависимости от освещения и степени их настороженности птицы то увеличивались, то уменьшались в размерах. Сейчас они казались крупнее, чем днем, и выглядели более величественными. И более угрожающими: птицам не нравился шум, доносившийся из Центрального парка, со стороны «Сирк фантастик».
Райму это тоже не нравилось. Он заснул десять минут назад, но проснулся от грома аплодисментов.
— Следовало ввести комендантский час, — сказал он лежавшей рядом Сакс.
— Могу вырубить у них генератор, — тут же отозвалась она.
Очевидно, Амелия так и не сомкнула глаз. Ее голова лежала на подушке, губы прижимались к шее Райма. Он ощущал прикосновение волос Амелии, ее прохладной гладкой кожи. Ее груди прижимались к его груди, живот — к бедру, нога лежала на его ноге. Все это Райм видел, а не чувствовал, но ему эта близость была приятна.
Сакс всегда строго придерживалась правила Райма: обследуя место преступления, нельзя пользоваться духами, иначе упустишь слабый запах. Сейчас она была не на службе, и от нее исходил приятный смешанный аромат. Райм различил в нем жасмин, гардению и синтетическое моторное масло.
В квартире они были одни. Том ушел с другом в кино, и весь вечер Райм и Амелия слушали новые компакт-диски, угощаясь черной икрой, крекерами «Ритц» и «Моэ», хотя пить шампанское через соломинку было довольно сложно. Странная вещь — музыка, думал сейчас Райм. Эта, казалось бы, чисто механическая система тонов и аккордов полностью поглощает твое внимание. Уже давно это приводило его в восторг. Однако чем дольше Райм размышлял о музыке, тем больше утверждался в мысли, что музыка вовсе не так загадочна, как это кажется, и тесно связана с наукой, логикой и математикой.
И все-таки как же рождается мелодия? Если упражнения, которые он делает, в конечном счете дадут какой-то эффект… удастся ли ему когда-нибудь прикоснуться к клавишам? Тут Райм заметил, что Сакс смотрит на него.
— Ты слышал об экзаменах? — спросила она.
— Да, — помолчав, ответил он.
Весь вечер Райм избегал этой темы, выжидая, пока Амелия будет готова к разговору.
— Ты знаешь, что произошло?
— Не во всех деталях. Полагаю, это укладывается в классическую схему: коррумпированный и эгоистичный правительственный чиновник против переутомленного героического копа. Похоже?
Она засмеялась:
— Очень.
— Я сам был в таком положении, Сакс.
Музыка, доносившаяся из цирка, вызывала у Райма противоречивые чувства. Отчасти она раздражала его, но при этом он наслаждался ее ритмом.
— Лон не говорил тебе, что попытается потянуть за какие-то ниточки? — спросила она. — Позвонит в мэрию?
Амелия ничего не узнает. Я попрошу своего парня сохранить все в тайне…
— Говорил! — засмеялся Райм. — Ты же знаешь Лона.
Музыка прекратилась. Послышались аплодисменты, затем чей-то отдаленный голос.
— Похоже, он мог бы все уладить, — заметила Сакс. — Обойти Рамоса.
— Вероятно. У него есть рука.
— И что ты об этом скажешь?
— А как ты думаешь?
— Я первая спросила.
— Я сказал «нет». Я не позволил ему это сделать.
— Не позволил?
— Да. Я сказал ему, что ты получишь звание сама или не получишь его вообще.
— Черт побери! — пробормотала она.
Райм встревожился. Неужели он ошибся в ней?
— Я злюсь на Лона за то, что он задумал такое.
— Он хочет мне добра. — Райму показалось, что лежащая у него на груди рука обняла его еще крепче. — То, что ты так сказал ему, Райм, очень много для меня значит.
— Я это знаю.
— Все может обернуться ужасно. Рамос требует, чтобы меня отстранили от должности. Двенадцать месяцев без дела, без оплаты. Даже не знаю, чем заняться.
— Ты будешь консультировать. Меня.
— Гражданское лицо не может обследовать места преступлений, Райм. Если мне придется сидеть на одном месте, я сойду с ума.
Когда ты двигаешься, тебя не могут достать…
— Мы справимся с этим.
— Люблю тебя, — прошептала Амелия.
Вдохнув аромат ее духов, он сказал, что тоже любит ее.
— Тут слишком светло. — Она посмотрела на окно, залитое светом прожекторов цирка. — А где же ставни?
— Сгорели.
— Я думала, Том поставил новые.
— Он начал прилаживать их, но слишком суетился — измерял, перепроверял и все такое прочее. Я выгнал его и велел сделать это потом.
Поднявшись, Сакс нашла запасную простыню и завесила ею окно. В комнате стало темнее. Вернувшись в постель, она свернулась калачиком возле Райма и вскоре крепко уснула.