— Мне так жаль, — прошептала Дэнс.
В следующий момент Иди совершила нечто, чего Дэнс никак не ожидала: крепко — с силой, на которую способна не всякая женщина, — взяла дочь за плечи.
— Чтобы я больше от тебя таких слов не слышала, — резко произнесла мать.
Часто заморгав, Дэнс хотела ответить…
— Чш-шш, Кэти. Я еще не все сказала. После слушания я всю ночь не спала. Думала о том, что видела в твоих глазах, о твоих подозрениях. Меня обуревала ярость, но потом я осознала одну вещь. Такой дочерью надо гордиться.
Округлые черты лица матери смягчились в улыбке.
— И я тобой очень горжусь.
Видя непонимание на лице дочери, Иди продолжила:
— Кэти, родители постоянно сомневаются в своей правоте. Сама знаешь.
— Раз по десять на дню убеждаюсь.
— Мы надеемся, молимся, чтобы дать детям все нужное, воспитание, ласки, поддержку. К этому наша роль и сводится: не воевать за детей, а готовить их к битвам. Учить здравому суждению, суждению самостоятельному.
По щекам Дэнс потекли слезы.
— Увидев сомнение в твоих глазах, я поняла, что воспитание на все сто удалось. Ты выросла самостоятельной. Не слепой. Предубеждения ослепляют, как и ненависть. Как и привязанность, и любовь. Ты же искала истину, отбросив личное. — Мать засмеялась. — Ты, конечно, ошиблась, но винить тебя не за что.
Женщины обнялись.
— Твоя работа еще не закончена, — напомнила Иди. — Возвращайся в офис. Моя злость еще не прошла, однако за день или два я с ней справлюсь. Вместе пройдемся по магазинам, пообедаем в «Казанове»… Кстати, платишь ты, Кэти.
Вернувшись в офис, Кэтрин Дэнс написала окончательное решение по делу.
Отпив принесенного Мэрилин Кресбах кофе, Дэнс взглянула на розовые квиточки — сообщения, оставленные звонившими, — которые помощница положила у тарелки с пухлой печенюшкой.
Сообщения Дэнс прочла, но никому не перезвонила. Зато печенье умяла до последней крошки.
Пискнул телефон, извещая об эсэмэске. О’Нил писал:
Судья готовится вынести вердикт. Еще несколько часов. Держи кулачки. Сегодня многое решается, позже перезвоню.
Хоть бы не сорвалось, хоть бы не сорвалось, хоть бы не сорвалось…
Допив кофе, Дэнс распечатала отчет для Оверби и пошла в кабинет к начальнику.
— Я принесла решение, Чарлз.
— А, хорошо. Дело приняло неожиданный оборот. — Шеф быстро перечитал документ.
Позади стола Дэнс заметила спортивную сумку, теннисную ракетку и чемоданчик. Сегодня пятница, день близится к концу. Оверби, наверное, прямо из офиса поедет отдыхать за город.
В его позе читалась определенная холодность. Все потому, что Дэнс позволила себе вольность в отношениях с Гамильтоном Ройсом. Так, и что дальше?
— Чарлз, — сказала Дэнс. — Остался нерешенный вопрос. Он касается Ройса.
— В чем дело? — Посмотрев на подчиненную, Оверби погладил лист с докладной, как будто смахнул с него пыль.
Дэнс рассказала о плане Ройса закрыть блог. Чистильщик хотел не людей спасти, а репутацию представителя штата, подкупленного застройщиками ядерных объектов.
— А-а… — протянул Оверби, продолжая перебирать бумаги.
— Ройс на зарплате у Комитета по планированию ядерных объектов. Комитет возглавляет сенатор, о котором Чилтон писал у себя в блоге.
— Понятно. Ройс… хм-ммм…
— Я собираюсь послать меморандум генпрокурору. Ройс, может, не совершил преступление, но использовать меня, нас — это неэтично. Пусть прощается с работой.
Задумавшись, Оверби еще глубже ушел в сортировку бумаг.
— Чарлз, вы не возражаете против моих планов? — спросила Дэнс на всякий случай.
— Не уверен.
Дэнс рассмеялась.
— В чем? Ройс незаконно проник ко мне в кабинет, копался в бумагах… Мэрилин видела. Ройс в личных целях использовал полицию штата.
Оверби не отрываясь смотрел на бумаги, приведенные в полный порядок.
— Уйдет время, силы… и в конце мы можем выставить себя дураками.
— Дураками?
— Втянемся в межведомственные склоки. Оно мне надо?
Не аргумент. Работа в правительстве — это постоянные межведомственные склоки.
Наступила долгая, тягучая тишина. Оверби наконец принял решение. Приподняв бровь, он произнес:
— И у вас вряд ли останется на них время.
— Уж я как-нибудь справлюсь, Чарлз.
— Дело, знаете ли, в том… — Достав с полки папку, Оверби вынул из нее скрепленный степлером документ на несколько страниц.
— Что это?
— Привет, — начальник приподнял вторую бровь, — от генпрокурора. — Он подтолкнул документ Дэнс. — На вас жалоба.
— На меня?
— Вас обвиняет в расизме работник округа.
— Бред какой-то.
— Бред, дошедший до Сакраменто.
— И кто жалуется?
— Саранда Эванс. Из окружной социальной службы.
— Не знаю такую. Ошиблись, наверное.
— Вы встречались у окружной больницы, когда арестовали вашу мать. Саранду прислали присмотреть за вашими детьми.
Саранда — та, что забрала Уэса и Мэгги из игровой зоны в больнице.
— Чарлз, она не присматривала за моими детьми. Она их просто забрала. Не связавшись со мной.
— Она утверждает, что имели место расистские оскорбления.
— Господи Боже, Чарлз! Я лишь сказала, что она некомпетентна. Все.
— Саранда поняла ваши высказывания иначе. Поскольку у вас довольно хорошая репутация и проблем в прошлом нет, генеральный прокурор не намерен придавать жалобе официальный статус. Хотя делом обязательно займутся.
Оверби, казалось, разрывается, не в силах решить дилемму. Страдал он, впрочем, не сильно.
— Генпрокурору нужен свой человек на месте.
То есть сам Оверби. Почему — тоже ясно. Дэнс унизила Оверби в присутствии Ройса, и чистильщик понял: Оверби не в силах контролировать персонал. Жалоба из КБР на Ройса поставит лидерство Оверби под вопрос.
— Я понимаю, что вы не расист, но эта мисс Эванс разозлилась будь здоров.
Оверби посмотрел на письмо, лежащее перед Дэнс, как на фотографию вскрытого трупа.
«Сколько вы на этой работе? Либо недостаточно долго, либо слишком долго».
Значит, Оверби торгуется. Если не подавать жалобу на Ройса, начальник отпишется генпрокурору: жалобу Эванс-де рассмотрели и нашли ее необоснованной.