— Виктор Альбертович, что вы теперь мне скажете? — характерная народная поза «руки в бока, одна нога вперед» делала дородную и краснолицую заместительницу главного врача похожей на базарную торговку.
Щуплый Виктор Альбертович в задумчивости теребил куцую бородку и молчал – видимо, ждал, когда начальница успокоится.
— Я хочу услышать ваш ответ! — настаивала заместитель главного врача. — Где тромбоэмболия?
— Ольга Борисовна, давайте дождемся окончания секции, — попросила доцент Боженко. — Виктор Альбертович никуда не убежит, и вообще…
— Вы правы, Анна Павловна, — вздохнула Ольга Борисовна, — но руководить некомпетентными людьми так тяжело…
Не успели «зрители» – больничный патологоанатом, два доцента кафедры, аспирант Сабутин и ординаторы, — вернуться к секции, как подал голос заведующий реанимацией.
Бойтесь гнева терпеливого человека!
— Вы совершено правы, Ольга Борисовна! — от обиды голос Виктора Альбертовича срывался на крик. — Очень тяжело руководить некомпетентными людьми! Чего только стоит ваш любимчик Баклеев! У него на все один-единственный ответ: «Нах!»…
— Заведующий ультразвуком, — шепотом пояснила Данилову Ирина.
Она могла бы не шептать – обличитель кричал в полный голос:
— Его так и зовут – «доктор Нах»! И всякий раз, когда мне приходится добиваться срочного обследования, я должен по часу его уговаривать!
— Виктор Альбертович!
— Я уже сорок два года Виктор Альбертович! — заведующий реанимацией не собирался успокаиваться. — Рентгенологи еще хуже – они ничего, кроме своей нагрузки, не видят! Долгушин полдня трахает своих сотрудниц…
— Заведующий лабораторией, — пояснила Ира.
— …а остальное время просиживает за компьютером у себя в кабинете! Позавчера на консультацию, как раз по поводу этого вот случая, — холеным пальцем Виктор Альбертович ткнул в сторону секционного стола с лежащим на нем трупом, — я прождал невропатолога два часа. Это на срочную консультацию! Но если…
— А сами вы что – святой?! — рявкнула заместитель главного врача. — Или вы думаете, что ваши развлечения с медсестрами тайна двух океанов? А разве во второй терапии не умер недавно мужчина с инфарктом, дожидаясь, пока вы его осмотрите?
— Надо было не ждать, а поднимать!
— Так вы же сами сказали Капелюхиной, что пока не осмотрите больного, везти его к вам нельзя! А уж по поводу компьютера лучше бы постыдились! Чья бы корова мычала!
— Чего мне стыдиться, после того как вы прилюдно меня оскорбили! — Виктор Альбертович картинно развел руками. — Что я вам – школьник?
У Данилова сложилось впечатление, что Виктор Альбертович присмотрел себе новое место работы и сейчас просто высказывает наболевшее, чтобы напоследок громко хлопнуть дверью. Чувствовалось, что он действительно на пределе.
Скандал продолжал набирать обороты. Попытки призвать участников дискуссии к порядку успехом не увенчались – они увлеченно перечисляли грехи и ошибки друг друга, обильно поливая грязью родную больницу. Данилов не услышал ничего нового; в какой-то момент ему показалось, что он не на кафедре патологической анатомии в сто тридцать третьей больнице, а в девятом роддоме, где недавно работал. Все то же самое…
Догадался Данилов верно: заведующий реанимацией громко прощался. Устав от пререканий, заместитель главного врача спросила:
— Виктор Альбертович, надеюсь, вы понимаете, что после всего сказанного мы с вами навряд ли сможем работать вместе?
— Ни единого дня! Сегодня же принесу вам заявление, Ольга Борисовна!
— Но две недели вам придется отработать! По кодексу.
— Вы же только сказали, что мы с вами не сможем работать…
Данилов почувствовал, что больше не выдержит, поймал взгляд Анны Павловны и указал глазами на дверь. Та кивнула. Данилов вышел в коридор. Занятие было сорвано, обе доцентки остались внутри только из принципа, а окончательный диагноз можно было узнать завтра, почитав в тишине ксерокопию истории болезни.
Само по себе вскрытие, без анализа истории болезни, — всего лишь полдела. Настоящий патологоанатом не ограничится чтением диагноза, с которым труп направляется на вскрытие. Он непременно изучит всю историю болезни, чтобы воссоздать до мельчайших подробностей всю работу по постановке диагноза. Правильный диагноз – это правильное лечение. Недаром древние римляне говорили: «Qui bene diagnostit – bene curat», что переводится как «Кто хорошо диагностирует – хорошо лечит».
На свежем воздухе Данилову лучше не стало. Головная боль утихла, но заболела душа. Все собралось воедино – и непонятное поведение Елены, и недостаток средств, и тот самый случай в родильном доме, вынудивший Данилова сменить специализацию… Припутался сюда даже китаец, когда-то ударивший Данилова по голове обрезком металлической трубы. Если бы не он, то не было бы этих постоянных головных болей, да и многого чего не было бы. Излишняя мнительность – это одно из проявлений посттравматической энцефалопатии…
«Стоп! — оборвал себя Данилов. — Остановись, мгновенье. Какая тут, к черту, излишняя мнительность? Косяк в роддоме ты, Владимир Александрович, упорол не из мнительности, а по невнимательности. И если ты понимаешь все правильно, то понимаешь и то, что, уйдя из роддома, поступил так, как надо было поступить. И с Еленой действительно творится что-то неладное, это очевидно. Так что оставим мнительность соседям и займемся анализом ситуации».
Этим Данилов развлекался по дороге до метро – и совершенно зря: на душе легче не стало, а голова заболела пуще прежнего.
— О безысходность, имя твое – отчаяние, — сказал Данилов «Красной Шапочке» – сотруднице метрополитена, стоявшей возле турникетов.
Та недоуменно посмотрела на него, но ничего не ответила – должно быть, и не такое слышала.
Спускаясь по лестнице, Данилов пообещал себе, что подождет еще неделю, максимум две, и, если за это время в его отношениях с Еленой, вернее, в отношении Елены к нему, ничего не прояснится, тогда… Тогда, наверное, он попробует с ней поговорить. Конечно, придется задавать нежелательные вопросы, но другого выхода Владимир не видел.
Данилов позавидовал героям сериалов: как легко они решали семейные проблемы! У них обязательно были лучшие друзья или сведущие подруги, которые внимательно слушали, опровергали домыслы и дозывали своим запутавшимся визави, что все у тех хорошо, да не просто хорошо, а вообще замечательно… А под конец оставляли влюбленных наедине – лепетать трогательные глупости и доказывать друг другу свою любовь не только словами.
Никаких таких умных говорливых друзей у Данилова не было, а была только проблема, с которой он не мог справиться, потому что не мог ее понять.
От грустных мыслей Владимира отвлекло происходящее в вагоне. Рядом с ним сидела симпатичная девушка с плетеной корзиной на коленях. В корзине, укутанный то ли небольшим пледом, то ли большим шарфом, дремал роскошный рыжий кот. Шум поезда, как и все, что творилось вокруг, было коту безразлично, он явно не впервые катался в метро.