Yea, yeah
Save me yeah save me oh save me
Don’t let me face my life alone
Save me, save me
Oh, I’m naked and I’m far from home
Queen, «Save Me»
«Спаси меня, спаси меня, спаси меня
Да, да…
Спаси меня, спаси меня, спаси меня.
Не оставляй меня наедине с моей жизнью,
Спаси меня, спаси меня.
О, я беззащитен, и дом мой далеко.
– Прямо в тему, – сказал Данилов. – Одного человека спасли, другого вывели из себя, третьего заставили поработать… Можно наслаждаться чувством исполненного долга.
– Когда сдадим дежурство и уедем домой, тогда и будем расслабляться и наслаждаться чувством исполненного долга, – заметил Сергей. – А то всяко бывает… Я однажды сразу же после конца смены срочно в Северную Осетию вылетел, ситуация такая сложилась, что отправляли всех медиков.
– С таким же успехом нас и из дома сдернуть могут, – сказал Данилов. – Что ж теперь получается, вообще не наслаждаться этим прекрасным чувством? Или прикажешь ждать до пенсии?
– А что там осталось-то?! – рассмеялся Сергей. – Совсем ничего!
– Не согласен, – возразил Данилов. – Много, успеем еще дров наломать. Дерево посадить, сына вырастить, дом построить…
Общий выходной, как ему и положено, начался с неспешного (как выражалась Елена – вдумчивого) семейного завтрака. Это в будни полдень – обеденное время, а в воскресенье – самое завтракательное.
– Эх, каждый день бы так долго спать и вкусно есть! – высказался Никита, степенно поглаживая себя по животу.
Этот солидный жест, который так любят копировать актеры, играющие зажиточных селян, совершенно не подходил ему. Одно дело, когда поглаживает заметно выступающее пузо степенный мужичок, и совсем другое, когда тощий подросток шарит рукой где-то ниже ребер, словно пытаясь прощупать поясничные позвонки. Данилов не смог сдержать улыбки.
– Потерпи немного, – обнадежила сына Елена, неторопливо приканчивая салат из капусты с яблоком, – до пенсии осталось не так уж и много, каких-то пятьдесят лет. Если возьмешься за ум и не будешь ловить ворон, то сможешь потом долго спать и вкусно есть каждый день.
Данилов подумал о том, что в последнее время, общаясь с Никитой, жена из любой фразы и обсуждаемой ситуации непременно выводит нечто поучительное.
– Пятьдесят лет! – ужаснулся Никита. – Это ж целых полвека! Пушкин с Лермонтовым вдвоем столько не прожили!
– Пушкин с Лермонтовым прожили больше… – Данилов на секунду запнулся, производя в уме подсчет, – …шестьдесят три года на двоих.
– Да ну! – усомнился Никита.
– Баранки гну! – в тон ему ответил Данилов. – Считай сам – Пушкин прожил тридцать семь полных лет, а Лермонтов – двадцать шесть. В сумме получается шестьдесят три.
– Ты, Вова, просто ходячая энциклопедия, – похвалила Елена и, разумеется, не удержалась, чтобы не сказать Никите: – Бери пример!
– Никакая я не энциклопедия, – ответил Данилов. – Просто моя мама преподавала русский язык и литературу. Происхождение обязывает.
– Бывает, – сочувственно сказал Никита.
Вряд ли есть худшая доля, с точки зрения школьника, чем родиться в семье педагога. Это же просто ужас какой-то: даже дома от учителей не отдохнешь.
– Но ты, Вова, наверное, никогда не пытался подчеркнуть свою исключительность, ссылаясь на то, что твоя мама работала в школе?
Нетрудно было догадаться, что вопрос задан сугубо в педагогических целях, и предназначается он не столько Данилову, сколько Никите.
– Никогда! – твердо ответил Данилов, мотнув головой в подкрепление эффекта. – В школе лучше лишний раз не вспоминать, что твоя мать – педагог. Себе дороже.
Никита заулыбался, а Елена слегка нахмурилась.
– Зато можно к месту и не к месту вспоминать, что твоя мать – заместитель главного врача «Скорой», – сказала она, сверкнув глазами в сторону сына.
– Кажется, я что-то упустил…
Данилов выжидательно посмотрел на Никиту. Он отвел глаза.
– Ну-ну, – подбодрил Данилов. – Поведай, не томи. Быль молодцу не в укор.
– Да нечего мне рассказывать…
– Хорошо, тогда расскажу я. – Елена отложила нож с вилкой и посмотрела на Никиту взглядом, который Данилов классифицировал как близкий к испепеляющему. – Этот молодой человек, который сейчас так скромно потупил глазки, сказал учительнице математики, сделавшей ему замечание, что теперь она может никогда не звонить по «ноль три», потому что «Скорая помощь» к ней ездить не будет. Это ж надо такое ляпнуть!
Правая рука Елены взметнулась в негодующем жесте. Никита мгновенно выставил блок из скрещенных рук.
– Давайте без бесконтактного карате, – попросил Данилов. – Что, так вот и сказал?
– Не совсем, – пробурчал Никита.
– А как именно? Можешь передать близко к тексту?
– Да… Она сказала, что я могу доиграться до того, что у меня будут крупные проблемы с математикой, а я ответил, что тогда у нее могут возникнуть крупные проблемы со «Скорой помощью», которая не станет к ней приезжать, если что…
– Каково, а?! – недобро усмехнулась Елена.
– Оба хороши, – примирительно резюмировал Данилов, – и стар, и млад. Только математичка виновата больше, чем Никита.
– Почему это? – удивилась Елена. – По-моему, как раз наоборот.
– Как? – в свою очередь удивился Данилов. – Потому что она старше, потому что она – педагог, потому что ее учили правильно разговаривать с детьми и находить к ним подход.
– Ага, – хмыкнул Никита и выдал тонким противным голосом: – Половина из вас думает только о том, как бы вдуть кому-нибудь, а другая половина – как бы не залететь при этом!
– Никита! – ахнула Елена. – Какой ужас! Неужели Галина Константиновна может сказать такое?! Вот уж никогда бы не подумала!
– Это говорила не Галина Константиновна, а практикантка, которая вела у нас историю, – уже своим ломающимся баском ответил Никита. – Я просто привел пример, как выражаются некоторые педагоги. Ее же тоже учили, как надо разговаривать с учениками, верно? И совсем недавно, должна помнить.
– Так! – Елена хлопнула по столу ладонью. – Фамилия, имя, отчество вашей практикантки, когда именно она это сказала, и что она еще интересного говорит! Выкладывай, живо! Я завтра же поговорю с директором!
– Она провела всего два урока, мам. Ее давно уже нет, осталась только память. Какой смысл говорить с директором?
– А другие учителя не выдают чего-нибудь в таком же духе?