Астелян боролся против этих мыслей, согласиться с ними было все равно, что признать все свои действия бессмысленными. Окажись это правдой, и величайший момент в его жизни, когда он высказался в поддержку Лютера, тоже потерял бы всякое обоснование. Если все бессмысленно, то Борей прав, и он, Астелян, совершил тяжкий грех.
Но он не согрешил, Астелян оставался непреклонен в этом, по крайней мере, в те драгоценные минуты, когда мог собраться с мыслями. Его обвинителей там не было, они не пережили ничего подобного. Теперь у них появилась благоприятная возможность открыть неизведанную часть истории, то самое событие, которое совершенно явно наложило печать на их души. Астелян мог научить их тому, что знал сам, мог вернуть Темных Ангелов на истинный путь Императора. Он разрушил бы их предрассудки и доктрины, повернув допрос в свою пользу. Он должен был сказать, а Темные Ангелы обязаны были услышать.
Тем не менее приходилось заодно противостоять псайкеру, колдуну Самиилу. Внутренняя память о самом себе, собственные мысли и чувства казались Астеляну грубо оскверненными. Это был факт, который в первую очередь внушал тревогу. Наряду с чуждыми инопланетными расами психические мутанты представляли для человечества самую большую угрозу. Император знал об этом и сам говорил об опасности одержимости и порчи. Разве не осудил он легион Тысячи Сынов за занятия магией? И вот теперь, после десяти тысяч лет хаоса, Империум наводнен колдунами. Целые организации занимаются их вербовкой и обучением. Эти колдуны стали оскорблением всех прежних стремлений Императора. Адептус Астра Телепатика с их обязательным ритуалом связывания души были подобны пиявкам, присосавшимся к великолепию Императора; Схоластика Псайкана призвала псайкеров на военную службу. Астеляну больно было думать о том, что извращенная небрежность позволяет внутренним врагам процветать за счет самого человечества. Забыли люди об опасности или просто предпочитают ее игнорировать, ставя под угрозу будущее Империума?
И, вершина глупости, они позволили псайкерам становиться космодесантниками! Называют их библиариями, утешительным эвфемизмом, чтобы не слишком задумываться о последствиях. Это маска, ширма, чтобы власть имущие могли делать вид, будто у творимых ими мерзостей есть цель. Астелян опасался за судьбу Империума, сформировавшегося после принесшей бедствия Ереси Хоруса, и тревожился по поводу шансов человечества выжить в Галактике, которая по определению противодействует выживанию.
Но что он мог поделать? Пока Астелян оставался командиром ордена, он в авангарде борьбы защищал будущее человечества. Теперь же за все, что он собой олицетворяет, на него обрушились ненависть и невежество.
Но что же на самом деле он олицетворяет? Вопросы Борея снова надоедливо крутились на краю сознания, давая иное объяснение доводам, которые Астелян использовал, чтобы оправдаться. Действительно ли он отличался от примархов, которые отринули дело Императора и заменили его своими собственными планами? Рожденный воином, кто он такой, чтобы судить о судьбах человечества? Его дело — выполнять и отдавать приказы, сражаться в битвах, а не определять будущее людей. Неужели высокомерие толкнуло его покинуть Льва Эль'Джонсона? Он, Астелян, заявлял, что ему известны замыслы Императора, но разве это так?
— Я вижу, ты размышлял о своей жизни, — раздался голос Борея.
Астеляна на миг охватила паника. Как долго он, сосредоточившись на собственных мыслях, не замечал присутствия капеллана-дознавателя?
— Я пытаюсь убрать мерзкий голос колдуна из своей головы, но он меня отравил! — прошипел Астелян, пытаясь вытереть грязь, которую чувствовал на своем лице, но цепи были слишком тугими, и ладони, словно в насмешку, лишь помахали в воздухе перед лицом. Ненадолго Астеляну показалось, что это руки Самиила готовятся снова осквернить его разум и покопаться в тайниках памяти, эта мысль вызвала мгновенную дрожь. Тряхнув головой, он снова сосредоточился на камере и Борее.
— Ты хорошо поступаешь, Астелян, — сказал ему капеллан. — Вижу, мы отходим от грязи и лжи, я уже почти слышу, как ты кричишь, умоляя о прощении.
— Никогда! — Решимость Астеляна сразу вернулась к нему, и разум опять прояснился.
Он никогда не признает, что не прав. Это значило бы отказаться от всего, чему учил Император, и примириться с пародией, в которую теперь превратился Империум.
— Я не нуждаюсь в прощении. Это вы должны молить о пощаде Императора, потому что извратили его мечты, его славные стремления.
— Я пришел сюда не бред слушать, а информацию получить, — отрезал Борей.
— Спрашивай, что хочешь, я стремлюсь говорить только правду. Если ты приветствуешь подобное, то хорошо, но что-то я в этом сильно сомневаюсь.
— Ну, это мы посмотрим. — Борей скрестил руки на груди и занял свою обычную позицию возле плиты, в головах. — Ты говоришь, что отправился на Тарсис на корабле, с тобой были другие Падшие. Расскажи, как ты и твои спутники попали на это судно.
— Для начала я должен рассказать, что случилось со мной после сражения на Калибане, — заговорил Астелян. — Все началось с великого смятения и боли. Целую вечность я чувствовал себя бесформенным, искаженным и вывернутым наизнанку бурлящей силой. Я находился в центре шторма и одновременно был частью водоворота. От понимания, кто я и где я, уцелела бесконечно малая часть. А потом словно наступило пробуждение ото сна. Калибан, сражение и огонь с небес казались лишь иллюзорной памятью.
— Где? В каком месте ты себя обнаружил?
— Вот это и оказалось самым неприятным.
Астелян поморщился. После пыток, причиненных руками Борея, и психического зондирования, устроенного Самиилом, он все еще испытывал головокружение и тошноту. Чтобы сконцентрироваться, пришлось закрыть глаза.
— Я находился на каменистом склоне, бесплодная безжизненная пустошь тянулась передо мной. Исчезли густые леса Калибана, небо над головой было желтым, а над горизонтом висело словно разбухшее светило. Сначала я подумал, что все еще продолжаю спать. Невероятная природа случившегося мучила меня и заставляла сомневаться в собственном здравомыслии. Но когда это разбухшее солнце село, а ночное небо заполнилось незнакомыми созвездиями, я понял, что все это реально существует. Не понимая, куда попал, я решил выяснить, что это за место. Прошло много времени, прежде чем я обнаружил истину.
— Что за истина? — спросил Борей.
— Я оказался далеко, очень далеко от Калибана, — вздохнул Астелян. — Когда наступило новое утро, я решил идти на восток. Никакой реальной цели не было, но внутренний голос подсказывал, что следует идти в сторону солнца. Я надеялся, что отыщу поселение или, если подобное невозможно, по крайней мере получу представление о месте, в котором оказался. Так я шел целый день по каменистой осыпи на склоне большого дремлющего вулкана и ничего не нашел.
— Как ты выжил?
— Планета оказалась не такой безжизненной, как мне сначала подумалось. Имелись отдельные перелески из тонких деревьев и колючего кустарника. Тут я обнаружил, что, если копать достаточно глубоко, можно найти воду, которая сочилась сквозь скалы и собиралась в небольшие лужи под поверхностью. Там же обитали грызуны, змеи и насекомые, все они пожирали друг друга, и их оказалось нетрудно поймать. Таким образом я поддерживал себя. Боюсь, если бы не чудесное тело, которое дал мне Император, я погиб бы. Если бы мои желудок, мышцы и кости не были столь приспособлены, я умер бы с голоду или подхватил болезнь от зараженной воды. Но мы были созданы, чтобы выживать, разве нет? Император дал нам такую физическую форму, чтобы мы преодолевали смерть и продолжали борьбу.