— В чем дело? Что случилось дальше?
— Солнце, — пробормотал Талос. — Солнце…
…погасло.
Он поднимает голову к небу, забыв о поисках болтера. Секундой раньше над миром царил полдень, но сейчас небеса потемнели, словно внезапно обрушились сумерки. Затмение. Должно быть, это затмение.
Так и есть.
Условно говоря.
Перекрестье прицела заполняет туша колосса, поглотившего солнце. По сетчатке Талоса бегут неровные строчки данных, спроецированные сенсорами шлема, — но Талос этого не замечает.
Тревожные сигналы пищат синхронно со вспышками предупреждающих рун, и, глядя вверх, Талос вспоминает, почему взрыв сровнял с землей эту часть города. Он смотрит на причину взрыва.
Класс «Владыка войны». На экране визора вновь и вновь вспыхивают эти слова, тревожные сигналы сливаются в пронзительный визг, словно Талос и без того не знает, что перед ним. Как будто ему нужно объяснять, что это сама смерть. Сорок с лишним метров воплощенного гнева Механикус явились, чтобы уничтожить их всех. Титан выше любого из уцелевших городских зданий.
Его исполинские орудия поворачиваются, наводясь на крошечные фигурки Астартес внизу. Его руки — пушки длиной с поезд — раздирают небеса воем тысячи приводов. Он пока только целится, он еще не стреляет. Пушки опускаются ниже. Ниже.
Город вновь сотрясается — еще до начала обстрела, просто от поступи железного бога. Вокс оживает и разражается гневными выкриками, а имперская боевая машина все ближе.
— Тяжелый калибр! — ревет он в общий канал вокса. — «Лэндрейдеры» и «Хищники», все орудия на титана!
Он даже не знает, осталась ли в строю хоть одна из боевых установок, но, если они не организуют хоть какой-нибудь ответный огонь, титан прикончит их всех.
Со звуком рушащегося небоскреба титан делает еще один шаг.
И со звуком, с которым рушится мир, он дает залп.
Талос…
…открыл глаза и лишь после этого понял, что все это время они были закрыты.
Пока Талос находился во власти видения, Вознесенный подобрался ближе.
— Титаны нам не в новинку, — сказало существо. — Мир-кузня — главная цель Магистра Войны в скоплении Крит.
Талос покачал головой. Губы его чуть скривились, когда он различил в темноте контуры рогатой башки Вознесенного.
— Нас перережут, как скот. Мы встанем на пути божественных машин Механикус, и их огонь выжжет нам глаза.
— А что насчет сил самого Магистра Войны? — упорствовал Вознесенный.
Настойчивость в его клокочущем голосе уже граничила с нетерпением. Талос подумал о доведенном до кипения котелке.
— Что насчет них, сэр?
— Мой пророк, — прогрохотал Вознесенный с непривычной ноткой приязни.
Талос закинул голову, чтобы посмотреть в лицо командиру, и с трудом подавил гневный рык. Вознесенный пытался скрыть раздражение, — вероятно, для того, чтобы его ручной провидец не вышел из себя до окончания допроса.
— Талос, брат мой, ты видишь так много — и в то же время так мало.
Вознесенный улыбнулся, но избыток клыков и ядовитая слюна изрядно портили впечатление от улыбки. Талос пристально всмотрелся в черные глаза своего повелителя — в обезображенное лицо того, кем он некогда восхищался.
— В этом и состоит мой вопрос, — осклабился Вознесенный. — Где они? Ты их видишь? Ты видишь Черный легион?
— Я не…
…вижу их. Нигде.
Наверху схватились железные боги. Титан против титана в руинах обреченного города. В небе бушует шквал артиллерийского огня и слышится громовой скрежет — это боевые машины вымещают друг на друге свою ярость. Титаны позабыли о битве, развернувшейся у них под ногами, и Повелители Ночи — те, что еще способны сражаться, — перегруппировываются в тени их исполинских фигур.
Талос добирается до своей машины. Покатый, темный корпус «Лэндрейдера» — словно маяк в ревущем неистовстве боя. И в этот момент Астартес замечает Кириона: еще наполовину засыпанного щебенкой, почти в километре отсюда.
Идентификация проходит не сразу. Расстояние велико, так что поначалу Астартес видит лишь кого-то, с трудом выбирающегося из-под обломков. Глаз чисто случайно регистрирует движение.
Моргнув, Талос приближает изображение. На сетчатке вспыхивает имя — Кирион — и оповещение от системы целеуказателя, что выбрана неверная цель.
Он срывается с места.
Еще рунические символы. Другая цель: Узас, «неверная цель». Узас первым добирается до Кириона, скатываясь по щебеночному склону за спиной у раненого Астартес. Талос бежит быстрее, мчится изо всех сил, предчувствуя, что сейчас произойдет.
Узас поднимает топор и…
— …и что?
— И ничего, — ответил Талос. — Как я уже говорил, Магистр Войны отправит нас сражаться с легионом титанов Крита, и мы понесем тяжелые потери.
Вознесенный позволил молчанию затянуться на несколько секунд. Эта тишина выражала его неодобрение лучше, чем любые слова.
— Я могу идти, повелитель? — спросил Талос.
— Я более чем недоволен этим скупым отчетом, брат мой.
Талос криво, но искренне усмехнулся:
— Я постараюсь угодить моему командиру в следующий раз. Насколько я в курсе, ясновидение — не точная наука.
— Талос, — протянул Вознесенный, — ты совсем не так остроумен, как тебе кажется.
— Вот и Кирион говорит то же самое, сэр.
— Ты можешь идти. Мы приближаемся к Криту, так что проследи за последними приготовлениями. Через час твой отряд должен быть облачен во тьму. Сначала мы ударим по миру-тюрьме Критского скопления, а затем по миру-кузне.
— Будет исполнено, сэр.
Талос уже выходил из комнаты, когда Вознесенный прочистил горло. Звучало это так, словно он пытался заглотить нечто еще живое.
— Мой дорогой пророк, — широко улыбнулся Вознесенный, — как поживает пленница?
Нострамо пал, и с ним погибло наше прошлое.
Империум охвачен пламенем, и будущее сулит лишь пепел.
Хорус проиграл, потому что его планы возросли из семян безумия, а не мудрости.
А мы проиграли, потому что последовали за ним.
Нам не преуспеть, пока мы связаны чужой волей, пока подчиняемся приказам командиров, в чьих жилах течет чужая кровь.
В грядущем мы должны с большим тщанием выбирать, в каких войнах сражаться.