— У нас проблема доверия, — констатировал Йорчик.
— А время уходит.
Гатову удалось главное: убедить Руди, что ему все равно, с кем договариваться, и тем заставить профессора нервничать. Йорчик даже не понял, что на собственной шкуре убедился в мудрости руководителя Департамента секретных исследований барона Перельбачика: не за деньги вербуют, точнее, не только за деньги. Зато Руди знал, что время уходит, а вместе с минутами — надежда стать величайшим изобретателем Герметикона. И это печальное знание заставило его осведомиться:
— Что ты предлагаешь?
— Сначала побег, потом ответы.
— Издеваешься? У меня одних вопросов на три дня разговоров!
— Я расскажу тебе принцип, — веско произнес Гатов. — Это, поверь, не займет много времени. А зная принцип, ты соберешь бомбу за полгода.
— Гарантии?
— Мое слово.
Несколько секунд Йорчик смотрел Павлу в глаза, а затем согласился:
— Рассказывай!
— Ты не расслышал первую часть предложения: сначала ты поможешь бежать мне и моим друзьям.
* * *
— Помпилио дер Даген Тур помещен в городскую тюрьму!
— Зачем Дагомаро межпланетный скандал?
— Кардония на пороге войны? К чему приведет очередная выходка ушерского консула?
Мальчишки-газетчики надрывались, торопясь донести до публики именно свой листок — продать за медяк мнение, которое станет общественным. А горячая новость помогала: пачки разлетались белокрылыми чайками, рассаживаясь на руках и столиках, медяки сыпались в карманы, но вопли не утихали:
— С какой целью Дагомаро арестовал знаменитого лингийца?!
— Кто усмирит безумного ушерца?
Горячие новости сменялись скандалами, те — очередными новостями и снова скандалами… Пожары, выставка, террористы, Кажани, разгром «Вестника», переговоры, арест дер Даген Тура — неделя удалась на славу. За день мальчишки зарабатывали больше, чем за весь предыдущий месяц, но не успокаивались: сообразив, что обилие новостей вызывает не отторжение, а желание узнавать все больше и больше, мальчишки стали расползаться по Унигарту, уходить с привычных центральных улиц и площадей, проникая в районы, которые раньше считались для продажи газет абсолютно «мертвыми». Например, в застроенные виллами богачей прибрежные кварталы.
— Махим требует объяснений!
— Приота заявляет, что с уважением относится к Линге.
— Правда ли, что Гатов исчез?
— Что они здесь забыли? — хмуро протянул Гендель, с неприязнью глядя на шумных мальчишек.
— Тебе-то что? — лениво осведомился Сапожник.
— Лишние свидетели.
— Они? — Шо рассмеялся. — Они сбегут после первого же выстрела.
— А если не сбегут?
— Тогда они опишут полицейским твою волосатую рожу, — с прежней веселостью продолжил Сапожник. — А ты уже вечером будешь выглядеть совсем иначе.
— Борода мне порядком надоела, — признался Гендель.
— Скоро ты о ней забудешь.
После этой акции. Не красивой, не изящной, не претендующей даже на половину балла из ста возможных, но нужной заказчику, а значит — Огнеделу, отказавшемуся ради нее от великолепно задуманной атаки на сферопорт. Сапожник до сих пор бесился, никак не мог смириться с тем, что превращается в заурядного наемника, но виду не показывал, при ребятах держался обыкновенно. Зачем ребятам знать, что один из вожаков чувствует себя грязным? Они ведь верят…
— Ты не слышал, нам заплатят здесь или на Каате? — поинтересовался Гендель.
И Шо захотелось его убить.
А в следующий миг Сапожнику стало настолько противно, что захотелось убить себя.
Сначала носки, длинные хлопковые носки элегантного кремового цвета. Амалия настаивала, чтобы Махим сначала надевал брюки, а уже потом носки — жене не нравился вид мужчины в трусах и носках, — но Амалия осталась в Линегарте, и консул облачался в излюбленной последовательности. Носки, затем брюки — легкие кремовые брюки от летнего костюма последней моды — и тонкая сорочка. Квадратные запонки с гербом Приоты — их Арбору подарила Амалия в день, когда он стал сенатором, и называла их «счастливыми». За запонками последовал шелковый галстук, строгий жилет и…
— Боялся опоздать!
— Вям!
— Прекрасный галстук, тебе идет.
— Вям!
— Абедалоф! — Махим не знал, что раздражает его больше: явление без доклада, обращение на «ты» или визгливая тварь на руках директора. — Я тебя не ждал.
— Я не ждал вас, — поправил приотца Арбедалочик.
— Что? — Консул не сразу понял, что его ставят на место.
Однако развивать мелкие, не имеющие особого значения темы галанит не собирался.
— Слышал, у тебя вчера был непростой разговор?
Арбор вздрогнул. Вчера он принял решение не скрывать ужин с каатианцами и специально взял Борнаса, но теперь подумал, что имело смысл соблюсти конспирацию. Подленький Борнас наверняка наболтал галаниту лишнего.
— Стоит ли доверять слухам? — стараясь оставаться спокойным, осведомился консул.
— А это уже мне решать.
— Вям!
— Тебе так тебе.
Махим принялся застегивать последние пуговицы жилета и прозевал выпад. Точнее, не ожидал выпада. Точнее, консул и представить не мог, что кто-то…
— Вям!
Абедалоф поставил саптера на диван, схватил Махима за правое плечо и швырнул, в буквальном смысле — швырнул в стену. До нее было не менее четырех метров, но консул пролетел их стремительно, не потеряв начальной скорости, ударился спиной, локтем и упал на колени. Галанит подскочил, наподдал поверженному приотцу ногой, тут же присел на корточки и тряхнул стонущего Арбора за грудки:
— Решил меня обмануть?
— Я…
— Вям!
— Решил сыграть по своим правилам?
— Вям!
Руки у Арбедалочика оказались крепкими, сильными. И не только руки: Махим не ожидал, что кто-то сможет с такой легкостью бросить его взрослого и довольно тяжелого мужчину, о стену. Но вот, пожалуйста, — Абедалоф смог. Чудовищно сильный, но… Но накатившая злость подавила страх.
— Я… Я тебя не боюсь.
— Почему? — искренне удивился директор-распорядитель.
— Я… служу Приоте. — Консулу удалось восстановить дыхание.
— Служи, кто тебе запрещает? Для этого тебя и выбрали, в конце концов. — Абедалоф хихикнул.
— Дай мне встать.
А в следующий миг Махим скривился от боли: продолжая удерживать его левой рукой за грудки, правой Арбедалочик крепко сдавил предплечье консула. Не просто крепко, а словно слесарными тисками.