– Если не будете дурить – останетесь живы.
Укроп хотел добавить что-то ещё, возможно – такое же пошлое, но не успел: дверь за его спиной распахнулась, и вломившийся внутрь мужчина крепко приложил диверсанта прикладом карабина. В первый момент машинисту показалось, что внутрь проникли человека три, не меньше, и лишь когда оторопь спала, работяги поняли, что новый гость явился в одиночестве, просто ростом и шириной плеч черноволосый напоминал медведя.
– Нет-нет, руки, пожалуйста, не опускайте. Не сразу.
Теперь на них смотрел ствол карабина и… И, собственно, это было единственным отличием от предыдущей сцены.
– Кто главный?
– Я, добрый синьор, – вздохнул машинист.
– А кем был этот? – Быстрый кивок на распростёртое тело, сопровождаемый презрительным взглядом.
– Пришёл за несколько минут до вас, добрый синьор.
– Любопытно.
– Сказал, что из штаба армии, – добавил машинист.
– Из штаба армии я, – веско произнес Гуда. – Руки, кстати, можете опустить.
Ну да, из штаба: в цепарской одежде, лихо подогнанном снаряжении и с карабином в руках? И ещё акцент… Лингвистикой машинист не увлекался, особенности речи на разных планетах Герметикона не изучал, но то, как брюнет произносил «о», резало слух.
Однако спорить с вооружённым до зубов здоровяком работяги не стали.
– Это хорошо, что вы из штаба, – кивнул машинист, потирая затёкшие руки. – Мы испугались.
– В поезде действуют ушерские диверсанты.
– Это плохо.
– Но мы с ними справимся. – Нестор ободряюще улыбнулся. – Я знаю, как нужно.
– Да, добрый синьор. – Сотрудничество с предыдущим незнакомцем показало машинисту, что противоречить не следует.
– Нам пришлось отцепить несколько последних вагонов, но останавливать поезд я запрещаю.
– Да, добрый синьор.
Гуда прищурился на преданно смотрящих на него работяг, вздохнул и велел:
– Свяжите придурка и возвращайтесь к делам.
– Они отцепили последние вагоны, – угрюмо сообщил вошедший в гостиную Вельд.
– Кто «они»? – не удержалась Амалия.
– Дорогая. – Арбор взял испуганную жену за руку, но вопрос тем не менее повторил: – Кто «они»?
– Я не знаю, синьор Махим, – развел руками Вельд. – Но мне доподлинно известно, что в вагонах третьего класса в Убинур следовали солдаты пехотного батальона.
– То есть в поезде появились ушерцы?
Махим постарался, чтобы голос прозвучал твёрдо, и у него получилось. Амалия же, услышав уверенность мужа, машинально прижалась к нему плечом.
– В поезде что-то происходит, – подтвердил Вельд. – И есть высокая вероятность, что происходящее связано с нами. Нужно разбудить и одеть детей, возможно, нам придётся…
– Да, детей следует разбудить.
Амалия вскрикнула. Арбор отпустил короткое ругательство. Вельд резко развернулся, в движении выхватив револьвер, но его палец замер на спусковом крючке.
– В поезде происходит странное, так что нужно быть готовым к неожиданностям, – продолжил вошедший. – Но стрелять пока рано.
Четверых подчинённых Вельд распределил неравномерно: троих отправил в конец вагона, прикрывать переход во второй люкс, а одного – в начало, держать выходящий к паровозу тамбур. Всего одного, потому что не ожидал нападения оттуда, и теперь пожинал плоды собственной непредусмотрительности: именно этого одиночку ввёл в гостиную плотный лысый мужик в цепарской одежде. Ввёл, прикрываясь телохранителем, как щитом, и именно поэтому Вельд не стал открывать огонь.
– Святая Марта, – простонала побелевшая Амалия.
А вот её супруг среагировал неожиданно спокойно.
– Помпилио дер Даген Тур, – громко произнес Махим. – Я должен был догадаться.
– Но не догадался, – резанул адиген. – Нужно поговорить.
– Вельд, не делайте лишних движений, перед вами бамбадао.
– Да, синьор Махим, – процедил телохранитель. После чего осторожно убрал оружие в кобуру.
А бывший консул обратился к жене:
– Дорогая, не беспокойся, у меня всё под контролем.
– Неужели?
– Поверь.
Амалия закусила губу и тихонько кивнула.
– Мы должны остаться одни, – твердо произнес Помпилио. – Скоро сюда придут.
– Мне на помощь? – с улыбкой уточнил Махим.
– Мы оба знаем, что нет.
– А вдруг?
– Хочешь рискнуть?
И Арбор понял намёк: не собой рискнуть – детьми. Удовлетворятся ли убийцы только его кровью? Какой приказ они получили? Если Арбедалочик велел изобразить нападение ушерских диверсантов, он мог потребовать грязной акции, пролить побольше крови, продемонстрировать звериную жестокость. Арбедалочик мог, так что рисковать бывшему консулу придётся не только собой.
– Оставьте нас, – глухо приказал Махим. – Нам нужно поговорить.
* * *
«Любимая Этна!
Тебе, наверное, не понравится письмо, но я не могу не описать тебе то, что видел.
А видел я кирасиров в бою. Не отрывисто следил, сам пребывая в пылу сражения, а был сторонним наблюдателем, как зритель в синеме. И теперь я понимаю, почему многие профессионалы считают Акселя и его коллег лучшими пехотинцами Герметикона. Почему их боятся.
Почему их ненавидят.
Аксель ссадил сапёров, разделил своих парней на два «Клоро» и просто повёл в атаку. Без подготовки, без пушечных выстрелов «Бёллера», без нашего огня. Только скорость.
Мы стояли на холме и видели происходящее как на ладони. «Клоро» изрядно разогнались к мосту, и это, как мне кажется, стало для менсалийцев дополнительным фактором страха. Я знаю, слышал от ветеранов, что менсалийцы неплохие солдаты, умелые и опытные, на их планете идёт нескончаемая гражданская война, слабаки не выживают в её неестественном отборе, но даже эти прожжённые парни на несколько мгновений замерли, глядя на несущиеся бронетяги. «Клоро» считаются лёгкими, но только потому, что у них не особенно мощная броневая защита и нет пушки. Размерами кирасирский бронетяг не уступает тому же «Доннеру» и, разогнавшись, производит ужасающее впечатление.
Я никогда не стоял пред налетающими «Клоро», но, судя по ошарашенным лицам менсалийцев, которые я разглядел в бинокль, всё обстоит именно так: страшно. Кирасиры об этом знают и пользуются.
Первый «Клоро» открыл огонь из курсовых «Гаттасов» лишь на середине моста. Второй, оставшийся на нашем берегу, зарядил из пулемётов раньше, не позволив менсалийцам разбежаться, и снял несколько человек. А потом завязался ближний бой. Не только огневой, но и рукопашный – палаши в заплечных ножнах Аксель и его ребята носят не для красоты, – и я, признаюсь, таращился на сражение, как мальчишка.