– Волосатики!
Орали, разумеется, во всех бронетягах, что один за другим переваливали через холм, но Ян услышал только своего водителя, а в следующий миг завопил сам:
– Волосатики!
И ведь не ошибёшься, потому что ни «Ядраты», ни «Азунды» островитяне приотцам не поставляли, а «Клоро» даже для себя не делали – только эрсийцам. Вот и получается, что у моста стоят алхимики и эрсийские штурмовики, вполне возможно – те самые, что вышибли их из Оскервилля.
Это была первая мысль Яна.
А вторая:
«Ненавижу!»
И всё остальное утратило значение.
Позже он признавал, что поступил необдуманно, что бросился в атаку под влиянием эмоций, что следовало притормозить и начать артиллерийскую дуэль. Следовало. Но тогда доводы рассудка не имели смысла, потому что Хильдер ненавидел. Тех, кто вышиб его из Оскервилля, тех, кто топтал его землю, тех, кто не был приотцем. Хильдер видел цели, которые его «Доннеры» могли перевернуть могучим ударом в борт, растоптать, уничтожить, и этого хватило.
– В атаку!
Сигнальщик замахал флагами:
«Атака цепью! Распределить цели!»
И четыре тяжеленных бронетяга рванули на врага.
* * *
– Что, ребята, разозлились? – Гуда рассмеялся, высунул карабин и, едва-едва выглянув за край, выстрелил. В ответ просвистело несколько пуль – мускулистая тётка лупила из пистолета, крепыш – из винтовки. – Злитесь, злитесь, это мне на руку.
Однако Нестор понимал, что ситуация сложилась патовая.
Если бы не первый промах, он оказался бы, как минимум, на равных, но соперничать с двумя стволами не получалось. Враги не позволяли дару высунуться, но и сами не приближались, прекрасно понимая, что словят пулю, едва поднявшись.
Так и стреляли, напряжённо ожидая, у кого первого сдадут нервы.
– У них?
– А где же ещё, Ленивый? – Спичка прислушался и повторил: – На крыше стреляются. Наши с кем-то завязались.
– Надо помогать, – буркнул Шиллер.
И диверсанты переглянулись.
Лезть наверх они не собирались, прекрасно понимали, что лишние стволы с той же стороны особой помощи не принесут. Нужно заходить противнику в тыл, а для этого придётся пройти через вагон.
– Без приказа?
Они действительно понимали друг друга с полуслова. Им велено ждать сигнала, к Махиму не соваться, чтобы всё не испортить, но что теперь? Будет ли сигнал? Не получится ли так, что, протянув время, они сыграют на руку врагам? И, будучи опытными военными, ответ они дали однозначный: «Получится». Что бы где ни происходило, время всегда играет против диверсантов. Такое оно подлое.
– Я с Шиллером по первому уровню, – решил Спичка. – А ты, Губерт, пойдёшь с Ленивым по второму. Кто-то из нас обязательно наткнётся на Махима.
– И его телохранителей.
– Но ведь мы не собираемся стучаться в двери, – усмехнулся Спичка. – Устроим уродам сюрприз.
И снял со спины ручной бомбомёт.
– Они в креслах, – сообщила Амалия, плотно прикрывая ведущую в гостиную дверь. Узенькой щёлки хватило, чтобы оценить обстановку, и теперь синьора Махим увлекла Вельда прочь. – Как я и думала.
Пройдя несколько шагов, женщина вошла в пустую комнату прислуги и тут же развернулась, продолжая разговор с оставшимся в коридоре телохранителем.
– Они полностью поглощены разговором.
– Странно, – поморщился Вельд.
– Почему?
– Потому что на крыше только что началась перестрелка.
– Что?
Синьора Махим слышала щелчки, но у неё не хватило опыта понять их природу.
– Всё в порядке, – поспешил успокоить женщину телохранитель. – Помпилио наверняка слышит выстрелы, но ничего не предпринимает. Значит, всё идёт по его плану.
– Вы всё-таки ему верите. – Амалия сжала кулачки. – А ведь это он отцепил от поезда вагоны с солдатами, и на крыше, я знаю, его люди сдерживают идущих нам на помощь честных приотцев.
– Честные приотцы должны были войти через эту дверь. – Вельд кивнул на тамбур, где дежурили трое телохранителей. – Зачем они полезли на крышу?
– Потому что вы не знаете, что происходит за этой дверью. – Амалия тоже указала на тамбур. – Кто находится с той стороны?
– Но почему никто не входит?
– Потому что Помпилио уже здесь. А остальные его прикрывают. – Женщина топнула ногой. – Вельд, послушайте меня, в конце концов: дер Даген Тур сидит в кресле, его ружьё стоит рядом, у вас будет две секунды, по-моему, вполне достаточно, чтобы всадить пулю в лысую адигенскую голову.
Мнение синьоры Махим относительно нападения на бамбадао не сильно интересовало Вельда, и ещё меньше, чем слушать Амалию, телохранитель хотел состязаться с Помпилио в скорости.
– Синьора Махим…
– Только не пытайтесь…
Взрыв Амалия услышала потом. Даже не услышала, просто потом она поняла, что взрыв был, и заставила себя поверить в то, что она его слышала. А в тот момент синьора Махим с ужасом увидела, как что-то невидимое уносит Вельда прочь.
– Сюрприз!
Бомбы для выстрелов Губерт со Спичкой выбрали самые мощные, чтобы снести две подряд двери, и не прогадали. Огромный вагон тряхнуло дважды: на первом уровне и на втором, но устройство катастрофы не входило в планы диверсантов, а потому поезд, вздрогнув, продолжил ход.
– Сюрприз!!
Это орёт Губерт, а Ленивый молча стреляет в того телохранителя, который пытается поднять оружие. Второй погиб на месте, третьему разорвало живот, и Губерт добивает бедолагу выстрелом в голову.
– Мы не ошиблись!
Вооружённые люди в тамбуре – лучшее доказательство того, что именно на этом уровне путешествует Махим.
– Вперёд! – командует Ленивый.
– Задержи их!
В голове шумит, перед глазами плывёт, но рука чувствует тяжесть не пойми когда выхваченного пистолета, и заплетающийся голос внутри шепчет: «Ты должен…» Вельд встаёт на одно колено и стреляет куда-то в дым. Или в то, что плывёт перед глазами. Или ещё куда-то стреляет, просто задерживая тех, кто пытается подойти. Не вспоминает о подчинённых. Ни на что не надеясь. Вельд знает одно – нужно стрелять. И стреляет в коридор, заставляя Губерта и Ленивого искать укрытие.
– Арбор!
Говорить ничего не нужно. Взрыв, расширенные глаза Амалии, плачущие дети, перепуганная горничная, дым из коридора, выстрелы… Махим поворачивается и смотрит на Помпилио.
– Бери семью и бегом к паровозу, – спокойно говорит тот, поднимая «Сирень».
А сам смотрит в окно.