Линегарт никогда не был красивым. Даже старые его постройки, чудом спасшиеся во время многочисленных перестроек и модернизаций, выглядели невзрачно и серо. Новые же, выстроенные в стиле безжалостной функциональности, также не вызывали восхищения. Не завораживали, подобно изысканно-великолепным адигенским строениям, не поражали грандиозностью, как галанитские небоскрёбы.
Прагматичные и простоватые приотцы о красоте особенно не задумывались и даже частные свои виллы поручали «создавать» местным архитекторам, получая уменьшенные копии безликих городских построек. Но и этого им оказалось мало! Больше всего Арбедалочика раздражала привычка местных богатеев лепить роскошные виллы где придётся. Поле, выпас, элеватор, дорога для паротягов и тут же – двухэтажное здание, окружённое небольшим садом. Будто густые деревья способны защитить от «прелестей» бездумно подобранного окружения! Возможно, коренные приотцы и в самом деле обожали аромат аутентичного навоза, но Абедалоф сельскохозяйственные испражнения не терпел, гулом паротягов не восхищался и в качестве резиденции выбрал дом в десяти лигах от города, уединённо стоящий на лесистом берегу Хомы.
А «изыски» местной архитектуры стали у Абедалофа поводом для бесконечных шуток.
– Архитектурная мысль Приоты замерла на изучении прямого угла. Не спорю: строитель должен понимать, что это такое, и уметь воссоздавать пересечения под девяносто градусов в своих творениях, но здесь всё прямоугольное! Вообще всё, слово скаута! Даже кресла! Орнелла, ты видела сад? Дорожки выложены прямоугольной плиткой и пересекаются строго перпендикулярно! Как разлинованные тетрадки! Слово скаута: местные – идиоты!
– Вям!
– Да, Эбни: поголовно!
Арбедалочик любил «дикие» парки, искусно имитирующие естественное буйство природы, заблудившись в которых вдруг забываешь о том, что всё вокруг – плод усилий садовников, и чувствуешь себя в сердце неизведанного острова. Арбедалочику нравилось проваливаться в иной мир, и упорядоченные приотские сады наводили на него тоску.
– Селяне обрели цивилизацию и боятся показаться провинциалами. – Он удобнее устроился в кресле и вновь уставился на широкую Хому, лениво текущую мимо открытой террасы. Заходящее солнце подсвечивало воду искристым оранжевым, таким карнавальным, что губы сами растягивались в улыбке. – Но не будем о туземцах, надоело.
– Вям! – Саптер высказался с важностью спикера и с подозрением глянул на гостью. Словно намекая, с чего следует начать разговор.
– Простите, господин директор, я вас подвела, – со всем доступным ей смирением произнесла Орнелла.
– Ничего страшного, поражения случаются, – задумчиво отозвался Абедалоф, не отрывая взгляд от реки. – Ты ведь сделала всё возможное, не так ли?
– Так.
– И едва не погибла.
– Да, господин директор.
– Я тебе верю и ценю. Всё в порядке.
– Спасибо, господин директор.
Однако поселившийся внутри холодок пока не думал рассасываться. Григ была с Арбедалочиком на Шадоте и знала, что под маской жизнерадостного и добродушного весельчака скрывается жёсткий и даже жестокий человек. Абедалоф не терпел неудачников, требовал выкладываться на сто один процент и жестоко наказывал нерадивых. Григ помнила о судьбе барона Шапчика, ловеласа и гурмана, которого Абедалоф за одну-единственную ошибку загнал на далёкую, как соседняя галактика, Бакратийскую факторию.
– Эффект неожиданности полностью объяснил осечку, – продолжил Арбедалочик. – Но больше я не хочу о нём слышать.
– Да, господин директор.
– Теперь ты знаешь, что против тебя играет бамбадао, и должна быть готова.
– Да, господин директор.
Орнелла потупилась.
Абедалоф Арбедалочик её возбуждал. Без дураков – она с радостью прыгнула бы к нему в постель, но…
Абедалоф Арбедалочик был едва ли не единственным знакомым Григ мужчиной, который железной рукой управлял своими эмоциями. Он видел в Орнелле исключительно подчинённую, и никакие феромоны не могли это изменить. При первом знакомстве девушка даже решила, что Абедалоф – педераст, но вскоре убедилась в обратном. Арбедалочик любил женщин, но никогда не смешивал работу и развлечения.
– И ещё я очень рад, что ты подслушала разговор Помпилио и Махима. – Абедалоф решил перейти к «пряникам». – Это был поступок настоящего профессионала.
– Благодарю, господин директор.
– Я предполагал, что Помпилио ищет заказчика убийства своей ненаглядной Лилиан, а теперь у меня есть доказательства. – Арбедалочик усмехнулся. – Дело принимает презабавнейший оборот.
– Вям!
– Поскольку Махим жив, получается, что Помпилио ему поверил, и теперь у него два кандидата на роль злодея: я и Дагомаро.
– Нужно убедить адигена, что во всём виноват Дагомаро.
Пару секунд Абедалоф пристально смотрел на девушку, при этом Орнелле показалось, что в глазах директора промелькнула жалость, а затем обаятельно улыбнулся:
– Убеждать нет необходимости: это действительно сделал Дагомаро, и дер Даген Тур, как умный человек, обязательно докопается до правды. Но нам нужно, чтобы удар получился очень сильным… – Пауза, во время которой Григ усердно «ест» начальство глазами. В этой постановке Орнелле отводилась роль исполнителя, и девушка не собиралась из неё выходить. – У Винчера Дагомаро есть поверенный, самый близкий помощник, хранитель тайн – это его первый секретарь Друзе Касма. На Тахасе до Касмы не добраться, однако изредка Друзе прилетает в Унигарт, и там ты его похитишь.
– И отдам адигену? – проявила сообразительность Григ. И тоном выразила своё удивление.
– Да, Орнелла, ты отдашь Касму Помпилио дер Даген Туру, – подтвердил Абедалоф.
– Вям!
– Потому что я очень хочу, чтобы наш лысый друг докопался до правды.
– «Амуш» починили? – светским тоном осведомилась Кира Дагомаро, устраиваясь за столиком. – Было бы жаль потерять такой прекрасный ИР.
Она не была в восторге от необходимости видеться с дер Даген Туром. На этот раз не была. Дело в том, что во время предыдущей встречи, о которой Помпилио попросил после длительного перерыва в отношениях, когда его считали едва ли не наркоманом, Кира опрометчиво дала обещание… Опрометчиво дала, а потом исполнила. И именно поэтому испытывала теперь некоторую неловкость. Предыдущей встречи девушка ждала с нетерпением, обрадовалась, что Помпилио наконец-то возвращается к жизни, обрадовалась, что именно её он захотел увидеть первой, и обещание дала легко, оно показалось мелким.