…в которых она видела…
Она попыталась отогнать ужасные образы.
«Господи, Дженн, пожалуйста, — думала она, сжимая кулаки. — Ты ведь спасаешь людей от гибели, у тебя это хорошо получается. Спаси же и меня».
Дженн долго и внимательно вглядывалась в лицо сестры. Ей очень хотелось взять ее под свое крыло, как она делала всегда, когда они были маленькие. Но она не могла. Если за последние два года она и поняла кое-что, то именно это. Она не смогла бы защитить Хеду, если бы та была зачислена в Академию. А с другой стороны, она не может присматривать за ней, находясь в другой части света. Особенно, если отец, как слепец, не видит правды, и тем более если Сан-Франциско действительно попал в руки вампиров.
С каким отчаянием Хеда смотрела на нее, старшую сестру! Дженн нутром чувствовала, что Хеда что-то от нее скрывает, но благоразумно не стала выпытывать.
— Мне надо подумать, — уклончиво сказала она.
И она действительно много об этом думала. О том, что видела в Сети и по телевизору, об американских солдатах — в Вашингтоне и Сиэтле, в Чикаго и Лос-Анджелесе — которые врукопашную дрались с вампирами, вооруженные только заостренными колами; об ученых, вечно бубнящих про вампиров одно и то же и не понимающих, что правда, а что просто миф. Прямые солнечные лучи действительно сжигают их, они на самом деле могут умереть, если их обезглавить, сжечь или пронзить колом. Они действительно не могут не пить человеческой крови. Физически они действительно гораздо сильней человека. И они действительно силой «обращают» людей, и те становятся такими же вампирами.
Они действительно побеждают в этой войне.
Она вспомнила время, когда Соединенные Штаты запросили перемирия. Была введена карточная система, и занятия в школе отменили, опасаясь неожиданного нападения. Она помнила, как бабушка и папа Че рассказывали о своих друзьях, погибших во время попытки захватить цитадель вампиров… гибель их была ужасна.
Отец тоже пережил все это. И тоже все помнил. Но он решил сдаться, уступить врагу, стал голосовать за тех политиков, которые хотели покончить с войной, приказал жене не продавать в своей галерее картины, которые можно было истолковать как враждебные по отношению к Проклятым. Господи, какую он сделал ошибку!
Надо предложить Хеде что-нибудь другое.
К вечеру народ стал расходиться. Остались только свои: ближайшие родственники и друзья. Дженн воспользовалась возможностью ускользнуть и хоть несколько минут побыть одной. Она укрылась в кабинете папы Че, уселась в его кресло, закрыла глаза и представила себе его лицо, склонившееся над клавиатурой компьютера. В комнате сохранился его запах; у нее снова потекли из глаз слезы.
Она полезла в карман и достала мобильник. Отец Хуан сказал, что Дженн может звонить ему в любое время суток, и она была ему за это очень благодарна. Дженн набрала его номер.
Он ответил после третьего гудка.
— Дженн, это ты? У тебя все в порядке?
По голосу ясно было, что он не спит. Отец Хуан, как и все остальные в отряде, был полуночником; как и вампиры, за которыми они охотились, бойцы Саламанки предпочитали спать днем.
— Да, все хорошо, — ответила она, закрывая глаза и представив, что снова находится в Испании, далеко от Беркли. — В общем-то.
— Как прошли похороны? — мягко спросил он.
— Хорошо. Правда, на кладбище было много разрытых и пустых могил.
Прошла минута молчания.
— Это нехорошо, — отозвался отец Хуан.
— Как раз этого я и боялась. Сестра сказала, что Сан-Франциско теперь в руках у вампиров, это их опорный пункт. Местное правительство скомпрометировано. Вы знали об этом?
— Доходили кое-какие слухи, но я не был до конца уверен. Большинство сообщений из Штатов противоречиво, трудно понять, что — правда, а что — нет. Много пропаганды и цензура опять же.
Сказать или не сказать ему про тех тайных агентов правительства на похоронах? Но они с отцом Хуаном занимаются вампирами, какое ему дело до агентов, которые гоняются за нарушителями закона.
— Моя сестра Хеда хочет приехать со мной в Саламанку. Очень меня просит взять ее с собой, просто умоляет. Хочет тоже стать охотником. Говорит, что здесь больше не чувствует себя в безопасности.
— Такой шаг нельзя делать с бухты-барахты, — ответил отец Хуан. — Если мотив — только личная безопасность, этот номер не пройдет.
— Я попыталась объяснить ей это.
— Ну, и?
— Мне кажется, у нее в душе происходит что-то еще, но… она говорит, что от вампиров здесь просто деваться некуда, и она очень боится.
— У многих есть сестры, и они тоже боятся, — бесстрастно заметил отец Хуан.
— Да, но это моя сестра.
И снова отец Хуан помолчал минутку.
— А ты рассказывала ей про Холгара? — спросил он. — Или про Скай? Она хоть хорошо себе представляет твой нынешний образ жизни?
— Нет, но я знаю, какова жизнь у нее, — ответила Дженн. — У нас лучше.
Снова повисла пауза.
— Если она хочет учиться и будет учиться, как училась ты, тогда милости просим, двери Академии открыты для всех.
— Но я… у меня ведь все время занято, я участвую в операциях. Я… боюсь, не смогу присматривать за ней, — призналась Дженн. — Не смогу ее защитить в случае чего.
— Да, не сможешь. У тебя, как ты говоришь, есть обязанности.
— Тогда что же делать? — спросила она, стараясь не выдать своего разочарования.
— Спрячь ее куда-нибудь понадежнее и молись, чтобы она осталась цела, или предоставь ей самой выбирать свой путь и учиться защищаться.
— Что вы говорите? — умоляющим голосом спросила Дженн. — Прошу вас…
— Решать вам двоим, тебе и ей. Только не мне. Но, повторяю, милости просим.
— Хорошо. Вы правы, — проговорила Дженн. — Мне уже надо идти.
— Береги себя, — сказал он.
— Спасибо. И… спасибо, что разрешили ей приехать.
— Дженн… — сказал он.
Она ждала продолжения, но он больше ничего не сказал. Ей даже показалось, что прервалась связь, но в трубке послышался очень тихий вздох.
— Отец Хуан, — с тревогой в голосе сказала она.
Молчание.
— Отец Хуан!
— Все хорошо, — послышался в трубке его голос.
— Что-то случилось?
— Все в порядке, мы справимся, — ответил он. — Оставайся с семьей.
«Моя семья — это вы», — подумала Дженн, кладя трубку и вставая.
Вдруг послышалось шуршание одежды; она насторожилась и посмотрела в сторону лестничной площадки — и как раз успела увидеть мелькнувший и тут же пропавший край темного пальто. Она подошла к двери; по лестнице спускался отец.