Охотники и бойцы Сопротивления
Фургон, трясясь и лавируя, набрал скорость; Дженн удалось задремать. Ей снилось, что они с Хедой идут по песчаному берегу моря, и она предостерегает сестру о том, что здесь водятся акулы.
— Они могут учуять твой запах, — говорит Дженн.
— Знаю, — отвечает ей Хеда. — Я ведь тоже сейчас акула.
Дженн вскрикнула и проснулась. Над ней наклонились Антонио с Холгаром; дверь фургона была открыта.
— Все хорошо, — успокаивал ее Антонио.
Лицо его измучено заботой, и сейчас он очень похож на того Антонио, которого она помнила, когда увидела в свой первый день в академии, с серьезным лицом, обрамленным длинными вьющимися волосами. В мочке уха висела серьга с рубиновым крестиком. На вид ему еще не было и двадцати. С тех пор он нисколько не изменился.
Отец Хуан представил его как семинариста, который когда-нибудь станет священником. Он не стал уточнять, что в звании семинариста Антонио пребывает уже семьдесят с лишком лет.
— Мы встали в тенечке, — тихо сказал Холгар, — чтобы Антонио не нахватался солнца.
Она улыбнулась обоим болезненной улыбкой сквозь слезы и села, с удивлением обнаружив, что рукав рубашки ее закатан выше локтя, а на плечи накинута куртка. Рука перевязана и висит на бинте, подвешенном на шее, наподобие автомата, который сейчас исчез.
— Это я перевязал, — сказал Антонио, отвечая на вопрос, написанный на ее удивленном лице. — Как санитарка на поле боя.
— Пошли, — сказал отец Хуан, сунув голову внутрь фургона. — Антонио, крыша тебя прикроет, но быстро заходи внутрь и двигай дальше от входа, в самую середину дома.
— Si, Padre. Позаботьтесь о ней.
Антонио подождал, пока Холгар помогал Дженн выбраться из фургона. В раненой руке Дженн больно пульсировала кровь. Машина стояла в тени огромного полуразрушенного особняка. Здание было трехэтажное, каждый этаж опоясан балконом с изящной решеткой, некогда выкрашенной в белую и голубую краску, а теперь облупившейся и дряхлой от погоды и времени. Посередине покатой, местами провалившейся крыши было три мансардных окна. Дождь перестал, но тучи еще плотно закрывали небо. Антонио осторожно выбрался вслед за ними, нырнул под навес и положил себе на плечо здоровую руку Дженн.
Дверь была открыта, и Холгар подождал, пропуская Антонио вперед. Казалось, Антонио не по себе: даже небольшое количество солнца действовали на него болезненно. Быстро юркнув в коридор, он прислонился к стене и закрыл глаза.
По выщербленному паркетному полу Холгар провел Дженн к обитому бордовой тканью канапе с наклонной спинкой и мягким валиком с одной стороны, на котором, наверное, так удобно читать или просто дремать, лежа на боку. Канапе было почти как новенькое, что в развалинах этого особняка смотрелось несколько диковато. Дженн кое-как улеглась на него, стараясь ботинками не испачкать обивку. Это оказалось очень неудобным.
Она лежала тихо, погрузившись в дрему, ощущая слабость и понимая, что она — единственная из охотников, которую ранили во время нападения. Значит, она была недостаточно быстра или наблюдательна. Закрыв глаза, она обратила мысли к Лаки, но они так и не оформились в подлинную молитву.
«Почему я не могу молиться? Почему во мне нет веры? Крест и святая вода несут вампирам гибель. Он молится и остается невредим. Разве этого не достаточно, чтобы свидетельствовать, что бог Антонио ему помогает?»
Дремоту ее прервали чьи-то шаги. Она открыла глаза и увидела Антонио; он сидел рядом, прислонившись к спинке дивана. По стене скользнула и упала на пол чья-то тень.
— Еще один пациент? — спросила пухленькая женщина с кофейного цвета кожей.
На ней было пышное пурпурное платье до пят с чернобелым полинезийским узором. Волосы покрыты пурпурной косынкой с черным узором, в ушах большие серьги в виде глазурованных колец с черными крестами. На необъятной груди ожерелье из костей животных и куриных лапок.
— Вы врач? — недоверчиво спросил Антонио.
Женщина широко улыбнулась.
— Врач и по совместительству мамбо [79] вуду. В общем, колдунья, — пояснила она. — И позвольте сказать вам, cher, барабаны уже заговорили.
— Как там Лаки? — в один голос спросили Антонио и Дженн.
Женщина вздохнула и перекрестилась. Антонио сделал то же самое.
— Не очень, — призналась она. — С ним сейчас отец Хуан.
— Совершает соборование? — испуганно спросил Антонио. — Ну, это значит…
— Мне известно, что такое соборование, — сказала она. — Не знаю, надеюсь, что еще нет…
Она прокашлялась.
— Но я пришла сюда ради вас, cher. Вам и так долго пришлось меня ждать.
Женщина отвязала марлевую перевязь, на которой висела рука Дженн. Мышцы предплечья Дженн напряглись, когда женщина распрямила ей руку и стала разматывать повязку.
— Отличная работа, — сказала она, и Антонио с благодарностью поклонился. — Вы делали перевязку? У вас что, медицинское образование?
— Что-то в этом роде, — ответил он.
— Меня зовут Алис Дюпре, я мо-мо Марка. По-вашему, бабушка.
— Антонио де ла Крус, a sus ordenes, [80] — поклонившись, ответил он.
— А меня зовут просто Дженн. Дженн Лейтнер, — сказала Дженн, покраснев от гнева — она вдруг вспомнила, как над ней насмехалась Аврора. — Это ваш дом?
Алис тяжко вздохнула.
— О, нет, Просто Дженн, — ответила она. — Дом у меня несколько лет назад отобрали les Maudits. А у Марка убили жену.
— Очень жаль это слышать, — сквозь зубы сказала Дженн, стараясь не показывать, как ей больно.
— Мо-мо, — входя в комнату и целуя бабушку в щеку, сказал Марк и кивнул на Дженн. — Как она?
— Еще не знаю. Где ты был?
— Да так, смотрел, все ли у всех в порядке. Нам придется здесь задержаться. Во Французском квартале для нас жарковато. Вдобавок, там кто-то против нас колдует, какой-то колдун вуду. Надеюсь, ты нам поможешь.
Осматривая руку Дженн, Алис нахмурилась.
— А откуда ты знаешь, что это вуду?
— Ты видела блондинку с идиотскими косичками? Ее зовут Скай. Говорит, что она ведьма, и я своими глазами видел, как она заклинанием сотворила световой шар. Она собиралась привести нас к новой главной вампирше в городе, но говорит, что кто-то блокирует ее действия. А потом целая компания вампиров напала на нас, вот я и думаю, уж не через нее ли нас выследили?
Алис пощелкала языком и сжала губы.
— Все может быть. Вечером поворожу, посмотрю, что можно сделать. Поможешь мне, petit?