— Qui, мо-мо, ты же знаешь, я всегда готов, — Марк минутку смотрел за работой бабушки. — Пуля?
— Не знаю, детка… дай-ка мою сумку, — сказала она. — Не бойся, я врач-профессионал, — заверила она Дженн. — Я работала в районе Алжир, это за рекой, на западном берегу. Но мэр добился моего увольнения, заявил, что я подлечиваю повстанцев.
Она подмигнула.
— А я и вправду этим занималась. И сейчас продолжаю.
— А-а… — только и сказала Дженн.
Марк вышел и скоро вернулся с большой черной кожаной сумкой, какие бывали у врачей в старинном кино, и Алис открыла ее.
— Я слышала, вы все из Испании. А на испанцев вы что-то не очень похожи. В чем тут дело, может, расскажешь старухе? — обратилась она к Дженн.
— Вообще-то я из Калифорнии, — начала Дженн.
Но тут почувствовала в локте укол, и рука от самого плеча вдруг онемела.
— Не бойся, я ввела лидокаин, — сказала Алис. — Теперь можно осмотреть все как следует.
Марк наклонился поближе.
— Укус?
— Или пуля? — добавил Антонио.
— Похоже, ни то, ни другое. Я бы сказала, резаная рана. Сейчас прочищу. А потом зашью — и порядок.
— Переливание крови не требуется? — спросил Антонио.
— У нас здесь нет аппарата, — сдержанно отозвалась Алис.
«О, господи, она догадалась, что Антонио вампир», — подумала, содрогаясь, Дженн.
— Этот мальчик, как его, Лаки, он потерял много крови, — пробормотала Алис. — Такой молодой…
Ну, конечно, вот почему у нее такой напряженный голос. Вовсе не из-за Антонио, а потому что этот мальчик может умереть. Дженн постаралась взять себя в руки и успокоиться.
«Пусть узнает, но только после того, как отобьем Хеду».
— Ну вот, готово. Тебе надо отдохнуть, деточка, — сказала Алис, подавляя улыбку, щелкая ножницами и показывая ей большую иголку с черной ниткой. — Дать тебе снотворное?
— Si, непременно дать, — вступил Антонио. — Она сильно переутомилась и устала.
— Дженн, — обратилась к ней Алис, многозначительно глядя ей в глаза.
Если сегодня нападут вампиры, надо быть готовой к этому. Голова должна быть ясной. Но Антонио в чем-то прав, он заботится о ней, как может. Она действительно очень устала. И никак не избавится от мучительных мыслей о Хеде.
— А можно совсем немного? — попросила Дженн. — Чтобы не слишком расклеиться, мало ли что, просто чтобы выспаться как следует. Всякое может случиться, мои силы понадобятся.
— Можно, — разрешила Алис.
Она порылась в сумке.
— На, держи.
— Пойду принесу воды, — сказал Антонио.
Он вернулся с бутылкой воды, и Дженн запила маленькую синенькую пилюлю. Сон свалил ее почти сразу.
— Спасибо, — только и успела сказать она.
Веки Дженн плотно закрылись, и Антонио осенил ее крестным знамением. Потом отстегнул крест крестоносцев (тот самый, что благословил и вручил ему отец Франциско, в ночь 1942 года, когда он полумертвый ввалился в часовню Саламанки, умоляя об убежище) и надел его на шею Дженн. Пальцем погладил пульсирующую на руке вену, и закрыл глаза, борясь с мощным желанием, от которого, казалось, переворачиваются все внутренности. Это чувство не было ясно выражено, не физическое влечение и не жажда крови — он просто желал ее.
Антонио придвинул стул к ее дивану; сколько ночей в Академии он дежурил вот так у ее кровати! Наверное, он смущает ее; неуверенность в себе как в охотнике она носит на лице своем, словно нашивку на рукаве. Изо всех сил старается во всем казаться равной с остальными… неужели не знает, что она на самом деле не хуже других?
Как и в монастыре, в этом особняке не было электричества и водопровода, но поскольку уже некоторое время он служил убежищем, комнаты освещались от аккомуляторов. На кухне была газовая печь и баллон с пропаном к ней, а также холодильник, и Сюзи уже взялась готовить обед. Бытовыми делами было кому заняться, и Эрико с Марком и отцом Хуаном решили обсудить, что делать дальше, а Алис собрала свои ритуальные предметы, собираясь совершить обряд вуду.
То и дело приходили и уходили какие-то люди из групп Сопротивления, всем надо было поговорить с Марком. Марк возглавлял движение целиком, но оно состояло из десятка ячеек, по три или четыре человека, разбросанных по Новому Орлеану и его окрестностям — так врагу трудней было бы уничтожить движение, если обнаружится, где скрывается руководство.
Антонио со вздохом достал из кармана четки и стал молиться за Дженн, за весь отряд, за победу рода человеческого над его собственными братьями. Несмотря на то, что он полностью изменился, перестал быть человеком, в религиозном смысле «обращения» не произошло: он не принял веры своего «крестного отца», Серджио Альмодовара, который поклонялся Орку, господину преисподней, карающему всех, кто нарушает обеты и клятвы. В глазах Серджио Антонио нарушил главнейшую заповедь вампиров — заповедь абсолютной преданности своему создателю. Вместо этого, даже не будучи уверенным в том, что будет спасен от адского пламени, он прилепился к Единой Истинной Вере. Религии Проклятых большинство людей не понимали, многие даже не слышали о таковой. Орк — просто один из богов, которому многие поклонялись. Казалось, каждый вампир поклоняется своему богу и горячо верует только в него одного. И почти всегда это бог, которому поклоняется его «крестный отец».
За спиной кто-то прокашлялся. Антонио обернулся и увидел отца Хуана; тот стоял, почтительно склонив голову. Антонио поднял брови, и отец Хуан поманил его пальцем за собой. Антонио намотал на руку четки и встал.
— Сеньора Дюпре начинает свой обряд вуду, — сказал отец Хуан. — Опыт мне подсказывает, что такие ритуалы обладают огромной силой. Я опасаюсь, что ее «лоа» [81] могут обнаружить вас с Холгаром.
Антонио задумался:
— Отец Хуан, вы много раз говорили мне, что истина Божия в различных верованиях преломляется, как в призме. Мы же с вами веруем в то, что наша религия дает нам понятие об истине в самом чистом виде.
— Теперь мы видим истину как бы сквозь тусклое стекло, — подтвердил отец Хуан, цитируя первое послание Коринфянам. — Именно поэтому я приглашаю тебя во время обряда читать часы. Когда мы станем молиться вместе, может быть, твой святой покровитель прикроет тебя щитом от испытующего взгляда посторонних.
— А Холгар? — спросил Антонио.
Он озорно улыбнулся.
— Посмотрим… надеюсь, святой Иуда [82] присмотрит за ним.