Она замолчала и почти прижалась лицом к оконному стеклу. Ей показалось, что там, снаружи, какой-то тусклый свет.
— Алло? — спросил Йерлоф. — Алло? Ты слушаешь?
— А в соседнем доме кто-нибудь живет? — спросила Джулия, вглядываясь в темноту за окном.
— Ты про какой соседний дом?
— Веры Кант.
— Там больше двадцати лет никого не было. А что такое?
— Да не знаю.
Джулия щурилась, пытаясь что-то разглядеть в темноте. Теперь никакого света вроде и не было. И все же она могла поклясться, что только что видела свет в окне первого этажа дома Веры Кант.
— А кто сейчас владелец дома? — спросила она.
— Ну… дальние родственники — сводные сестры Веры Кант, насколько я знаю. Ну, во всяком случае, никто не рвется руки к дому прикладывать. Да ты ведь сама и дом, и двор видела. Вилла уже была не в лучшем виде в семидесятом, когда Вера умерла.
За окном было по-прежнему темно.
— Ну ладно, — сказал Йерлоф, — увидимся утром.
— И мы поедем к тому, кто похитил Йенса?
— Я этого никогда не говорил, — отрезал Йерлоф. — Я тебе только обещал, что смогу найти того, кто послал мне письмо с сандалией.
— А это что, не одно и то же?
— Я так не думаю, — ответил Йерлоф.
— Ты можешь объяснить, почему?
— Обязательно, я так и сделаю в Боргхольме.
— О'кей, — сказала Джулия, которой расхотелось продолжать разговор. — Увидимся.
Она отключила мобильник.
Джулия медленно шла обратно по дороге мимо дома Веры Кант. Пустые тени лежали под разросшимися старыми деревьями во дворе. Джулия все время смотрела на большие окна виллы — везде темнота. Заброшенный дом черным кубом прорисовывался на фоне ночного неба. Если там кто-то прячется, то у Джулии была только одна возможность убедиться в этом — пойти туда… зайти в дом Веры и посмотреть самой.
Более идиотский поступок трудно было придумать, — Джулия прекрасно это понимала. Вилла Веры Кант — давно оставленный дом-призрак, но…
А если Йенс вошел в этот дом в тот день? А если он еще там?
«Иди ко мне, мама, иди сюда, забери меня…»
Нет, об этом даже не стоило и думать.
Джулия пошла дальше, к прибрежному дому, открыла дверь и тщательно заперла ее за собой.
Утро вторника выдалось серым, ветреным, и для Йерлофа оказалось непосильной задачей самому, без посторонней помощи, добраться до машины. Ему помог персонал. Йерлофу пришлось висеть и на Буэль, и на Линде, когда он брел от приюта к «форду» Джулии через площадку перед домом. Его настроение от этого ничуть не улучшалось.
Йерлоф чувствовал, как тяжело обеим женщинам практически тащить на себе его тяжелое и непослушное тело. Все, на что он сейчас был способен, — так это держать в одной руке трость, а в другой портфель и позволять, чтобы его тянули вперед.
Унизительно, но ничего не поделаешь. В иные дни он ходил безо всяких проблем, а иногда едва мог пошевелиться. А этот осенний день был какой-то особенно пронизывающе-холодный, и от этого ему становилось еще хуже. Но им с Джулией обязательно надо было ехать сегодня, потому что завтра — похороны Эрнста.
Джулия открыла дверцу машины, и Йерлоф рухнул на сиденье.
— Куда вы направляетесь? — спросила Буэль, стоя рядом с машиной. Ей всегда надо было за ним присматривать.
— Туда, — ответил Йерлоф, — в Боргхольм.
— К ужину вернетесь?
— Может быть, — произнес Йерлоф и закрыл дверцу. — Ну, поехали, — сказал он Джулии, надеясь, что она не станет комментировать отвратительное состояние, в котором она увидела его этим утром.
— Она, кажется, действительно за тебя волнуется, — начала Джулия, когда машина покатила прочь от дома. — Я хочу сказать — Буэль.
— Ну да, она главная, ее бы воля, так я бы там как приклеенный сидел, — сказал Йерлоф и добавил: — Я не знаю, слышала ты или нет, но на юге Эланда один пенсионер пропал… полиция его ищет.
— Я в машине по радио слышала, — сказала Джулия. — Но мы же вроде сегодня на пустошь не собираемся.
Йерлоф покачал головой:
— Нет, как я и сказал, мы едем в Боргхольм. Нам с троими людьми встретиться надо, но не со всеми сразу — по очереди. Потому что кто-то из них послал мне сандалию Йенса. О нем ты, наверное, и хотела поговорить?
Джулия молча кивнула.
— А другие?
— Один из них мой приятель, — объяснил Йерлоф, — его зовут Ёста Энгстрём.
— Ну а третий?
— А это особый случай.
Джулия притормозила, когда они подъехали к стоп-сигналу перед шоссе.
— У тебя всегда полный мешок секретов, Йерлоф, — сказала она. — Ты что, от этого удовольствие получаешь?
— Вообще-то нет, — быстро ответил Йерлоф.
— А мне кажется, что да, — упрекнула Джулия, выезжая на главную дорогу к Боргхольму.
«Черт его знает, — подумал Йерлоф, — может, она и права». Он никогда серьезно не задумывался над тем, что им двигало.
— Это не для удовольствия, — сказал он, — и я не стараюсь казаться шибко умным. Но я всегда считал, что если рассказываешь о чем-то стоящем, то рассказывать надо так, как оно есть. У каждого рассказа есть свое время и свой ритм, а не так, как сейчас, — скорей, быстрей. В прежние времена время почему-то всегда находилось.
Джулия молчала. Они проехали мимо поворота на Стэнвик; через несколько сотен метров Йерлоф увидел на горизонте старое станционное здание. Туда в мае сорок пятого, уже после окончания войны, пришел Нильс Кант, пришел для того, чтобы потом застрелить в поезде участкового Хенрикссона.
Йерлоф восстанавливал в памяти последовательность событий. Сначала на пустоши убили двух немецких солдат, потом в поезде — полицейского, и итог: убийца в бегах. Сенсация, которая, если можно так сказать, конкурировала с прочими новостями, хотя события, сопровождавшие окончание Второй мировой войны, были драматичными.
Журналисты приезжали издалека для того, чтобы разнюхать что-нибудь еще о «зверском преступлении на Эланде». В то время сам Йерлоф находился в Стокгольме, занимался формальностями, чтобы вновь начать мирную работу капитана торгового флота, и о «драме на Эланде» читал в «Дагенснюхетер». Были собраны многочисленные отряды полиции со всего юга Швеции для того, чтобы прочесать остров в попытке найти Канта, но казалось, что, выпрыгнув из поезда, он просто растворился в воздухе.
Теперь поезда по Эланду больше не ходили, сняли и сами железнодорожные пути, чтоб не пропадали зря. А Марнесская станция стала жилым домом — разумеется, чьей-то летней дачей.