Она осторожно вытащила из кармана мобильник. Короткими осторожными шагами она прошла через кухню, одновременно набирая номер Леннарта. Большой палец ее руки замер на кнопке вызова.
Если что-то случится, тогда она нажмет кнопку, если…
Джулия попробовала убедить себя в том, что Йенс сейчас вместе с ней, в этом темном мрачном доме, пусть даже мертвый, убедить себя в том, что он просит ее найти его. Это немного помогло, и Джулия двинулась дальше.
Комки пыли, как испуганные крысы, беззвучно отлетали от ее ботинок и затихали у стен. Линолеум закончился, за ним было каменное основание, на котором стояла плита, Джулия пошла дальше.
Сердце бешено стучало. Она ступила на первую ступеньку лестницы на второй этаж.
Дерево заскрипело под ее весом, но очень тихо, почти неслышно. Правой рукой с зажатым в ней мобильником Джулия придерживалась за перила и стала подниматься наверх, касаясь левым плечом стены. Прочная каменная кладка успокаивала Джулию своей надежностью. Хотя она старалась держать лампу повыше, света все равно явно было недостаточно. Когда под Джулией начинала скрипеть очередная ступенька, она старалась шагнуть на следующую, и как можно быстрее.
Впереди и сзади нее было одинаково темно. На половине лестницы Джулия остановилась, отдышалась и еще раз прислушалась. Потом пошла дальше. Лестница закончилась. Джулия увидела арку и кусочек деревянного пола и осторожно отправилась дальше.
Пройдя через арку, она оказалась в коридоре. Он был такой же узкий, как и прихожая под ним. По обеим сторонам коридора — закрытые двери. Страх и решимость боролись в ней, и Джулия остановилась.
Левая дверь или правая? Джулия чувствовала, что если она не сделает этот простой выбор прямо сейчас, сию секунду, то потом вообще не сможет сдвинуться с места. Она выбрала левую стену коридора, не понимая почему. Скорее всего, потому, что ей показалось, что там не так темно. Она направилась по коридору, давя пыль и дохлых мух.
На стене она заметила светлые квадраты — следы когда-то висевших здесь картин. Джулия дошла до конца коридора, открыла дверь и приподняла лампу.
Комната перед ней оказалась маленькой, но не совсем пустой, хотя в ней тоже не было никакой мебели. Джулия шагнула через порог и тут же остановилась, потому что увидела что-то темное, лежавшее у единственного окна комнаты.
Она точно знала, что это не человек. Приглядевшись, она поняла, что это мешок, свернутый вроде кокона. Рядом с мешком на стене она обнаружила какие-то бумажки.
Джулия подошла ближе, чтобы рассмотреть получше. Бумажки оказались старыми, пожелтевшими и были пришпилены булавками к обоям. Это оказались вырезки из газет.
«На пустоши найдены убитые немецкие солдаты, тела изрешечены дробью», — прочитала Джулия на одной. На другой было написано: «По всей стране идет охота за убийцей полицейского».
А потом третья, не такая желтая и менее старая: «В Стэнвике бесследно исчез мальчик».
С черно-белой фотографии на третьей вырезке на нее глядел и беспечно улыбался маленький мальчик. Джулия ощутила хорошо знакомое ей отчаяние. Чувство, которое обрушивалось на нее всякий раз, когда она видела фотографии сына. Там еще были и другие заметки, но Джулия не стала их читать. Она посмотрела, нет ли в комнате чего-нибудь еще, и вышла.
Джулия остановилась. Свет от ее лампы упал на дверь с другой стороны коридора. Теперь она оказалась распахнута. Хотя раньше дверь была прикрыта, Джулия это хорошо помнила, а теперь виднелся порог и за ним темнота. И этот пыльный мрак просто оглушал.
Комната не была пустой. Джулия чувствовала, что кто-то там внутри ждет. Старая женщина, сидящая на стуле у окна.
Там была ее спальня, холодная, полная одиночества, ожидания и горечи. Женщине надоело быть одной, кто-то должен был разделить ее одиночество, но Джулия застыла в коридоре как завороженная.
Оттуда, из темноты, она услышала скребущий звук. Женщина поднялась со стула, и вот теперь она медленно шла к двери. Тяжелые шаги раздавались все ближе…
Надо было опрометью бежать.
Дрогнувший язычок света в лампе привел Джулию в чувства, она быстро повернулась. Скорее отсюда, к лестнице, и вниз.
Ей казалось, что она слышит наверху шаги. Она чувствовала спиной холод старческого тела, причем очень близко.
«Он обманул меня!»
Комок ненависти, яростной, жесткой, как камень, ударил ей в спину. Джулия слепо шагнула в темноту, промахнулась мимо ступеньки, теряя равновесие, замахала руками, выронила мобильник, лампу и рухнула вниз.
До пола кухни оставалось еще три или четыре метра. Она услышала, как об пол ударилась лампа, потом телефон, и успела подумать, что она следующая. Она изо всех сил стиснула зубы, потому что сейчас ей будет больно, очень больно.
В день похорон Эрнста Адольфссона Йерлоф внезапно проснулся в предрассветных сумерках. Йерлофа разбудило ощущение того, что его откуда-то сбрасывают на пол. Все тело болело так, как будто бы это происходило наяву.
Из-за волнения и стресса опять дал о себе знать синдром Шёгрена, и, чтобы попасть на похороны, Йерлофу понадобится инвалидное кресло.
Синдром Шёгрена всегда накатывал совершенно неожиданно, привыкнуть к нему было нельзя. Йерлоф много раз пытался смириться, но ничего не выходило.
После завтрака он констатировал:
— Я опять оказался в детском стульчике.
— Ты скоро встанешь на ноги, Йерлоф.
Мария, которая ухаживала за ним в этот день, поправила маленькую подушку за его спиной, разложила опоры для ног в инвалидном кресле и поставила на них ноги Йерлофа, обутые в лакированные ботинки.
С помощью Марии Йерлоф все-таки сумел облачиться в свой единственный вычищенный и отутюженный черный костюм. Он купил его для похорон, когда умерла его жена Элла. Потом ему пришлось надевать костюм еще раз двадцать — на похороны друзей и родственников, которые покоились здесь же, на Марнесском кладбище.
Он знал, что рано или поздно в этом же самом костюме ему придется последний раз побывать на Марнесском кладбище, но уже не в качестве зрителя, а главного действующего лица.
Йерлоф надел или, точнее говоря, на него надели серое пальто, замотал шею шерстяным шарфом и надвинул на уши кепку. Температура в этот мрачный день в середине октября опустилась ниже нуля.
— Ну как вы, готовы? — спросила Буэль, выглянув из канцелярии. — Сколько вы там пробудете?
Старый привычный вопрос.
— Все зависит от того, в ударе сегодня пастор Хёгстрём или нет, — ответил Йерлоф.
— Мы потом можем разогреть твой обед в микроволновке, — сказала Буэль, — если захочешь.
— Спасибо, — поблагодарил Йерлоф, который сильно сомневался, что похороны Эрнста раззадорят его аппетит.