А она ходит в школу. Часы уроков в марнесской школе превратились для нее в пытку. Она уже для всех не Вендела Ларссон, а поджигательница, во всяком случае, член семьи поджигателей, и никто, даже Дагмар Гран, не хочет с ней иметь ничего общего.
Через две недели суд в Боргхольме.
Генри надевает выходной костюм, тщательно причесывается. Достает из сундука чистую одежду для сына и поднимается на второй этаж.
Вендела слышит, как он кричит на Яна-Эрика — тот не хочет, наверное, никуда ехать. Наконец Генри тяжело спускается по лестнице с сыном на руках:
— Пора на поезд.
На брате новая сорочка, но лицо такое же грязное.
— А умыться ему не надо?
— Вообще-то да… но так его больше пожалеют.
Она остается дома. Сидит в кухне и безразлично смотрит в окно.
Поздно вечером Генри и Ян-Эрик возвращаются домой. Суд приговорил Генри к восьми месяцам тюрьмы за страховое мошенничество. Наказание он должен отбыть в кальмарской тюрьме.
С учетом экономической ситуации хутор и весь инвентарь продадут с молотка.
— Вот так… — Отец отнес Яна-Эрика в его комнату и спустился в кухню. — Пора уже привыкнуть. Бог нас не жалеет.
Он смотрит на нее с горечью, но ей почему-то кажется, что его нисколько не огорчила потеря хутора.
— А Ян-Эрик? Его тоже посадят в тюрьму?
— Нет.
— Отпустят?
Генри качает головой:
— Не совсем так, как мы надеялись… его отвезут на север.
— На север?
— Сальберга… там закрытая больница для психических больных… как они сказали?.. Для больных с асоциальным уклоном.
— Надолго?
— Откуда мне знать? Пока не выпустят.
Долгая, тягостная тишина.
— А я?
Ей почему-то кажется, что ее оставят здесь одну.
— И ты поедешь в Кальмар. Будешь жить у тетки, и в школу там будешь ходить.
— А если я не хочу?
— Должна. Другого выхода нет.
Вендела молчит. Она же сама жаловалась эльфам, что хотела бы жить в большом городе. Неужели она в душе хотела, чтобы все кончилось именно так?
Она не помнила. У нее было слишком много желаний.
Настает время прощания. Генри пора отбывать свой срок, Вендела едет к тетке, а за Яном-Эриком из Сальберги прибудут два санитара. Но все это завтра, в понедельник. А сегодня воскресенье. Середина мая, но солнце то и дело прячется за облаками.
С утра отец упаковал свой чемодан и рюкзак Яна-Эрика. Выпил кофе, поглядывая в окно на обгорелый фундамент бывшего коровника. Вендела сидит за столом напротив и разглядывает свои тонкие запястья.
Отец явно не находит себе места. Хватается за кофейник и тут же ставит его на место — видно, забыл, что только что пил кофе.
— Пойду поработаю, — вдруг заявляет он. — Воскресенье, не воскресенье… какая разница.
— В каменоломне?
— А где же еще… Буду вечером, когда приедут твои дядя с тетей.
Он уходит в свою каменоломню… может быть, в последний раз. Вендела слышит, как отец поет, выходя на улицу:
Прощай, мой конь, прощай, сухая борозда,
Я не держу на вас обиду или злость,
Я в море ухожу и не вернусь сюда,
А если и вернусь, то как случайный гость…
Песня постепенно затихает. Вендела не двигается с места. Кто в мире более одинок, чем она? Наверное, никто…
Но она не собирается сидеть и ждать, пока приедут тетя Маргит и дядя Свен. Как только Генри скрылся из виду она идет в его комнату, встает на колени и достает мамину шкатулку.
Последнее более или менее стоящее украшение — крошечное золотое сердечко на тонкой цепочке из серебра. Она кладет его в карман и поднимается наверх.
Все тихо. В комнате Яна-Эрика монотонный голос диктора читает прогноз погоды.
Вендела, не постучав, открывает дверь.
Ян-Эрик лежит на полу, слушает радио и улыбается. У него такой вид, словно он ее ждал.
Вендела заглядывает в его яркие, цвета моря, глаза.
— Отец ушел. — Она старается говорить медленно и отчетливо. — Он ушел в каменоломню. Он каждый день ходит в каменоломню.
Ян-Эрик недоуменно моргает.
— Они хотят нас забрать, тебя и меня… но мы их не станем дожидаться. Понимаешь? — Она показывает в сторону степи. — Мы пойдем к эльфам.
Он улыбается, ясно и простодушно.
— Собирайся.
Ян-Эрик сидит, не двигаясь, и тянет к ней руки. Он хочет, чтобы она его взяла на руки, подняла.
— Тогда надо сначала умыться.
Она бежит вниз, ставит на плиту таз, выливает в него несколько ведер воды и разжигает огонь. Потом бежит вниз и стаскивает брата. Он намного легче, чем она ожидала, — тонкий и худой.
Ян-Эрик садится в таз и испуганно хихикает. Вода через пять секунд становится черной. Он моется сам, Вендела помогает ему только вымыть лицо. Она намыливает мягкое кухонное полотенце и осторожно оттирает засохший гной и кровяные корки.
Кожа выглядит намного здоровее, чем она ожидала, — только несколько заживших царапин, и все. Ян-Эрик стал похож на человека, думает она.
Потом она стрижет ему ногти. Чистую одежду она находит в шкафу у Генри — у мальчика ничего своего, похоже, нет. Подгибает манжеты у брюк, заворачивает рукава рубахи.
— Пора.
Она выносит его из дома и чувствует, как он доверчиво кладет подбородок ей на плечо. Она оставляет его в саду, бежит за креслом-каталкой, помогает ему сесть и толкает кресло перед собой по коровьей тропе.
Вендела не переставая бормочет, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе, как заклинание:
— Эльфы нам помогут… У них нам будет лучше…
Он молчит и улыбается. Откидывается в кресле, поднимает голову и смотрит, как в небе строем плывут громадные облака.
Она выбирает дорогу между деревьев — так немного дальше, зато их никто не увидит. Сколько раз она шла здесь за коровами с хлыстом в руке…
Они уже отошли довольно далеко от дома, около километра, когда Венделе вдруг приходит в голову, что, кроме подарка эльфам, надо было бы захватить хоть что-то из еды и теплые одеяла. Но теперь уже поздно…
Она толкает кресло-каталку по траве. Земля влажная, но колеса очень большие, и катятся довольно легко, хотя и не быстро.
Они минуют последний каменный барьер и выезжают в альвар.
Вендела везет своего брата по степи, под огромным бело-голубым небом. На горизонте сверкающей струной вибрирует узенькая полоска моря, тут и там попадаются мелкие озерца, а в спину им светит готовящееся к закату солнце.