— Погляди, — сказал он. — А без ящика я до камня не достаю. А там всегда что-нибудь лежит.
Банка была наполовину заполнена монетами и маленькими блестящими украшениями.
А на самом верху блестело золотое обручальное кольцо.
Приближалась Вальпургиева ночь. Медленно, по-весеннему смеркалось. Герлоф сидел у себя в саду и дремал. Его разбудил вой сирены где-то на шоссе. «Скорая помощь»? Пожар? Полиция?
Скорее всего, «скорая», решил он. Наверное, кого-то в Марнесхеммете хватил инфаркт… рано или поздно прочтет в газете.
Поужинав, он так и остался сидеть в своем шезлонге в саду. В дом ему идти не хотелось. Вальпургиева ночь, кульминация весны, ночь, когда все студенты Швеции высыпают на улицы приветствовать наступающий май. В такой вечер грех сидеть дома.
Небо постепенно темнело, дул свежий западный ветер, глухо и неровно шумели деревья. Медленно, как доисторический зверь, ворочалось море… Одна за другой замолкали птицы.
Вечер обещал быть холодным, а ночью наверняка будут заморозки. Он поежился — погода не особенно располагала. Посижу еще немного и пойду домой, решил он.
Герлофу не хотелось больше размышлять ни над какими тайнами и загадками. Он так и сказал Перу Мернеру — не хочу. К добру это не приведет. Но мысли лезли и лезли в голову, хотел он этого или не хотел. Это уж такая болезнь у него — с детства. Сейчас ему не давал покоя Эллин тролль-озорник, оказавшийся сыном Генри Форса.
Но куда он подевался?
Побежал к отцу, ладно… Элла пишет, шум был какой-то, но она не видела за стеной, да и смотреть не хотела… а дальше что?
Ссора, закончившаяся убийством? Несчастный случай? В любом случае, если мальчик погиб, его, наверное, завалило щебенкой, он там и лежит где-нибудь, в каменоломне.
Будь Герлоф здоров и хоть на десяток лет помоложе, он бы отодвинул свой стул и пошел прямой дорогой искать. Но теперь он был слишком стар, тело окостенело… к тому же он вовсе не был уверен, что Генри спрятал тело в каменоломне.
И собственно, что он должен искать?
Герлоф вдруг с удивлением осознал, что он уже не думает о собственной смерти. Мысль о неизбежном уходе за последние годы словно бы приросла к нему, он все время возвращался и возвращался к ней, а в последнее время… давно уже, пожалуй после Пасхи, он словно бы и забыл, что скоро настанет и его час. Ему было просто-напросто некогда об этом думать. Так что дневники Эллы в какой-то степени ему помогли. А может быть, новые соседи и их беды заставили его забыть о своих собственных…
Он подвигал плечами, стараясь согреться. Нет, оставаться в саду в такой холод никакого резона. Он встал и тут же услышал звук автомобильного мотора. Последние недели через деревню проезжало все больше машин. Герлофа это раздражало, тем более что некоторые гнали очертя голову по узкой деревенской дороге — далеко ли до беды? Машина остановилась, но мотор продолжал работать. Странно.
Он подождал с минуту — может, к нему? Но к калитке никто не подходил. Он взял свою палку и направился к забору. Ноги, конечно, никуда, но ходить он худо-бедно может.
Он подошел к калитке. Чуть поодаль на дороге стояла легковая машина. За рулем был мужчина в кепке.
Герлоф никогда раньше его не видел. Для туристов еще рановато. Он оперся на калитку. Машина была всего в десяти — пятнадцати метрах. Водитель, судя по всему, его не видел, так что Герлоф сложил ладони рупором и крикнул, как когда-то кричал на своей барже:
— Помощь нужна?
И огорчился — хотел крикнуть, а вышел какой-то сип, но водитель резко повернул голову. Было заметно, что появление Герлофа застало его врасплох.
И тут Герлоф разглядел, что в левой руке у него была пластмассовая литровая бутылка с красноватым содержимым, обмотанная цветными проводами. И он что-то доливал в нее из маленького пузырька.
— Заблудились?
Тот отложил бутылку и поднял левую руку с растопыренной ладонью — не волнуйтесь, мол. Все в порядке. Герлоф заметил, что на запястье у него что-то блеснуло.
Машина быстро набрала скорость и исчезла, но Герлоф слышал, как она притормозила у развилки и там, по берегу, свернула направо, к каменоломне.
Он отпустил калитку, оперся на палку и осторожно развернулся. Левая нога подкосилась, но, слава богу, на ногах удержался. Что это было?
То, что он увидел, ничего хорошего не сулило. Настолько не сулило, что вечер показался Герлофу куда холоднее, чем был на самом деле. Этот человек с красной, обмотанной проводами бутылкой…
Он добрался до крыльца и поднялся по ступенькам. Номер телефона Эрнста он, слава богу, знал наизусть.
Прошли двенадцать сигналов, но никто не ответил. Он нашел оставленную Пером визитку с номером мобильника — тот же результат.
Герлоф положил трубку, закрыл глаза и задумался.
Восемьдесят три года, ревматизм. Почти глухой. И первые бабочки, которых он видел в этом году, подсказать ничего не могли. Одна желтая, веселая и беззаботная, а другая черная, как ночь…
Значит, повернуться может как угодно. Может, обойдется, а может, и нет.
Герлоф не знал, хватит ли у него сил. Но он должен идти к каменоломне. Перу явно нужна помощь.
Тени в альваре стали еще длиннее. На западе сиял золотой щит солнца на узкой ленте голубой эмали между сизыми облаками и ровным, словно проведенным по линейке морским горизонтом.
Пер очень устал. Он позвонил Максу Ларссону и рассказал, что нашел Венделу в альваре без сознания, что она очнулась и «скорая» отвезла ее в Кальмар. Нажал кнопку и пошел домой.
До операции оставалось меньше четырнадцати часов.
Он дошел до того места, где обнаружил Венделу и охраняющего ее мальчика: кольцо можжевеловых кустов с большим валуном посередине.
Камень эльфов.
Несколько дней назад они с Венделой сидели у этого камня и жарко рассказывали друг другу свои тайны… он рассказывал про своего отца, рассказывал даже то, что сам для себя постановил никогда и никому не рассказывать, а она поведала ему, что это она, а не Макс, пишет его книги.
«Торпеда», назвал он тогда Макса. Человек дает свое имя другому, а тот им пользуется. Неправильно. «Торпеды» — это совсем другое. Это исполнители грязной работы в мире гангстеров. Убить, избить, запугать — вот дело «торпед», а тот, кто дает или продает свое имя для грязной работы, называется у них «вратарь».
Макс любит быть на виду, а я нет, сказала тогда Вендела.
Он постоял несколько минут у камня, глядя на пустые углубления, достал бумажник и положил в углубление все, что там было: двадцатикроновую бумажку и мелочь.
Перед глазами у него стояло бледное личико Ниллы. Ну что ж, вот стою я здесь у камня, подумал он, я, никогда не веривший в чудеса… стою и прошу о чуде… пусть совершится это чудо, пусть операция пройдет удачно, пусть Нилла навсегда избавится от своей опухоли.