Когда она открыла их вновь, увидела прямо в траве сияющий портал, окруженный ореолом необыкновенно теплого, мягкого света. Во весь голос пели невидимые птицы.

Она поднялась и пошла к этому порталу, рука об руку с Яном-Эриком.

Они не оглядывались. Туман, словно по мановению волшебной палочки, исчез, и вместе с ним исчез земной мрак. Опять во всем мире светило яркое весеннее солнце.

65

— Мернер!

Пер повернул голову. Это был Макс Ларссон. Он, наверное, только что вышел из дома — входная дверь была открыта настежь. Макс приближался широкими шагами. Пер остановился, хотя больше всего ему хотелось пойти домой и полежать. Выпитое пиво все еще давало о себе знать.

— Где моя жена? — резко спросил Ларссон, остановившись в двух метрах от него.

— Ваша жена?

— Вендела. Вы ее видели?

Пер покачал головой. Сегодня не видел.

Ему сейчас было вовсе не до Макса Ларссона, ему было о чем подумать и без него.

Макс смотрел на него, словно взвешивая что-то.

— Но вы же встречались с ней?

— Конечно. Вчера я ее видел.

Он вовсе не собирался посвящать Макса в их секреты. Вендела, если захочет, расскажет сама.

Макс не сводил с него испытующего взгляда, но как-то сразу потерял апломб.

— Она куда-то исчезла… — сказал он и огляделся, словно рассчитывал увидеть ее где-то поблизости. — Я звонил из города, но никто не отвечал… а вернулся — мобильник лежит в кухне на столе.

— Может быть, поехала в магазин?

— Исключено. У нее нет машины.

Пер сделал шаг вперед.

— Может быть, пошла прогуляться, — предположил он. — Если хотите, я могу ее поискать.

— Очень хорошо… А я проеду по берегу… — Он помолчал и с трудом добавил: — Спасибо за помощь.

Пер кивнул — он почему-то мгновенно протрезвел. Пиво выветрилось, и все его подозрения, что Курдин что-то подсыпал, показались ему смехотворными. Из-за Джерри он стал параноиком. Джерри все время подозревал, что кто-то его преследует, и зараза перешла на сына.

Он почти добежал до дома и зажег все лампы — на улице было светло, но в доме царил полумрак. Тени по углам исчезли.

Четверть пятого. Восемнадцать часов до операции.

Пер несколько раз глубоко выдохнул и снял трубку:

— Привет, Нилла… Это я, папа.

— Привет.

Голос звучит глухо, но спокойно. Слышна какая-то музыка — должно быть, «Нирвана».

— Как ты?

— Хорошо.

— Что делаешь?

— Читаю… — Она сделал паузу. — Читаю и жду.

— Знаю… представляешь, как замечательно будет, когда все это кончится?

— Да… конечно.

Они разговаривали с четверть часа, и ему показалось, что у Ниллы с каждой минутой улучшается настроение. Пер тоже немного успокоился. Марика была на месте, она никуда не уходила весь день.

— Я тоже приеду вечером.

— Когда?

— Скоро… через несколько часов.

— Я, наверное, уже буду спать, пока ты соберешься. — Нилла устало засмеялась. — Они меня завтра разбудят очень рано… И мне велели протереться спиртом. Дезинъекция всего тела, как они сказали.

«Дезинфекция», — хотел поправить Пер, но удержался.

— Скоро увидимся! — сказал он и повесил трубку.

Он пошел к плите приготовить что-нибудь на ужин, и вдруг увидел на полу муху — первую в этом году. Большая, с синим металлическим блеском, она, видно, только что проснулась и еще не совсем пришла в себя — ползла медленно и неуверенно.

Пер мог бы раздавить ее без всякого труда, но именно поэтому он подобрал муху на старый конверт и выбросил за окно. Муха начала было падать, но ощущение полета придало ей силы — она расправила крылышки и полетела в сторону каменоломни. Даже спасибо не сказала, подумал Пер.

А за что, собственно, благодарить? Что не убил?

Поев, он остался за столом. Слушал громкое монотонное тиканье часов на стене и думал о Венделе Ларссон.

И правда, куда она подевалась?

Предполагать он, конечно, мог. Пошла искать свое детство. На маленький хутор в альваре или к валуну, который она называла эльфовой мельницей. Наверное, Макс Ларссон там уже искал… впрочем, он, скорее всего, ничего про это не знает.

Он набрал номер Ларссонов, но никто не ответил.

Было уже четверть шестого. Ладно, он сбегает на хутор Венделы, пока еще светло, а потом поедет в больницу. После бега он всегда чувствовал душевный подъем.

Он встал, натянул тренировочный костюм и вышел на улицу. Воздух был холодным и свежим, от пивного хмеля не осталось и следа. Он обернулся на виллу Ларссонов — ни одно окно не светилось. Их черного «ауди» тоже на месте не было.

Вилла Курдина была ярко освещена, но Перу почему-то не хотелось о них думать.

Где-то вдалеке послышался резкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел, — дети, наверное, готовятся к фейерверку.

Ему расхотелось бежать, и он просто пошел быстрым шагом.

Скоро он уже был на хуторе. Газон за эти дни покрылся сочной зеленью. Вид был совершенно идиллическим, но он невольно покосился на покрытый травой и мхом прямоугольный фундамент. Теперь он знал, почему Вендела, когда показывала ему хутор, все время на него поглядывала. Это было все, что осталось от сгоревшего коровника.

Даже трава на нем была не такой изумрудно-зеленой, а какой-то серо-желтой. Но это, наверное, его фантазии, и ничего больше.

Они почти всегда поджигают собственные дома.

Он вспомнил Ганса Бремера и его увлечение пиротехникой. Для кого студия в Рюде была собственным домом? Для Джерри и Бремера. И если у кого-то была возможность напичкать дом зажигательными бомбами, так это у Бремера. Но Бремер лежал связанный на втором этаже и сгорел вместе с домом, хотя Джерри все время продолжал говорить о нем как о живом. Он утверждал, что Бремер ему звонил, что Бремер сидел за рулем того «форда» в Кальмаре… Бремер, Бремер, Бремер…

Пер не принимал слова отца всерьез — Джерри был болен, плохо ориентировался и вообще мало что соображал. Но почему он сам-то так уверен, что это именно Ганс Бремер, а не кто-то другой, погиб в огне?

А почему он должен сомневаться? И сестра Бремера это подтвердила, и полиция вряд ли могла сделать такую ошибку. У них есть зубные карты и отпечатки пальцев, а теперь еще и ДНК…

Он подошел к дому и постучал. Хозяева были на месте. Женщина, которая ему открыла, прекрасно помнила Венделу.

— Да-да, она заходила несколько недель назад… она, оказывается, жила здесь, когда была девочкой.