Хозяин чипа участвовал в каком-то безумии. Микмак не мог понять, что же там происходило: несколько человек, словно одержимые, ломились к ажурной металлической башне – те самые геометрические конструкции. Они жаждали добраться до толстого, в полруки, кабеля, свисающего из небольшой металлической коробки с распахнутыми дверцами.
– Что это? – спросил Микмак.
Слег усмехнулся.
– Смотрите. Это та самая благодать. Сейчас вы…
– Нет, вот это – что? – Микмак показал рукой на кабель и металлический короб.
– Сетевой ретранслятор, – объяснил Ромеро.
Старик выглядел утомленным. Похоже, он смотрел это видео уже не первый десяток раз, и особого интереса фильм у него не вызывал. Скорее даже наоборот.
– А за каким чертом… – начал Микмак, но тут всё стало ясно.
На экране один из безумцев – бритый налысо мужчина с совершенно изможденным, посеревшим лицом добрался до кабеля, быстрыми и четкими движениями выдрал из толстой жилы несколько проводков и прикрутил к распотрошенному компьютеру. Может быть, даже «раллеру» – качество картинки не позволяло понять оснащение машины. Потом нажал несколько клавиш и, прильнув к металлической опоре, закатил глаза.
Разумеется, Микмак ничего не чувствовал, но выражение лица лысого оборванца, подключившегося к сети, не оставляло сомнений – по меньшей мере, ему удалось добраться до места, которое буддисты называют нирваной. Так выглядели наркоманы, получившие вожделенную дозу, но даже наркоманы не пошли бы на такие жертвы.
В следующее мгновение сверху, – казалось, что прямо с неба – рухнуло что-то темное и раскроило череп забалдевшего лысого пополам. Это был топор, и удар нанес обладатель «балалайки», с которой велась трансляция.
Слег включил ускоренную перемотку, и изображение прыгнуло. Микмак посмотрел на счетчик – пропустили около сорока минут.
Теперь изображение медленно поворачивалось из стороны в сторону, показывая общий план. Одни только трупы. Окровавленные, изрубленные на куски. И тихий, почти неразличимый голос за кадром:
– Я остановлю это. Прекращу безумие. Только чуть-чуть… совсем немного… и остановлю. Я смогу. Смогу. Смогу…
Дальше изображение уперлось в обрубок кабеля и, спустя несколько секунд, подернулось пеленой, повернувшись к небу.
– Какого чёрта? Что это? – Микмак не понял, что это было, но на душе сделалось противно. Какое-то странное предчувствие беды поселилось там.
– Это та самая благодать. Вы видели их лица?
– Да. Но они же подключались к сети. Благодать там?
– Нет, она в «балалайке», которая попала к нам. Из Африки. Никто не знает, откуда это взялось, но, вы, наверное, заметили, отказаться от «приза» невозможно. А если вы нам поможете, мы раздадим эту благодать всем. Мы наполним ею сеть.
– Для этого нужен «бютен» из Марселя-нуво?
– Работай! – Старик Ромеро толкнул Микмака в плечо, чтобы тот занялся данными на накопителях.
Он явно не хотел продолжения разговора, но елейный Слег остановиться не мог. Его, похоже, сильно захватила идея «правления миром». Микмак не думал, что подобные люди встречаются в обычной жизни, а не только в кино. Он заметил, что волосы мистера Слега норовят вылезти из тугого хвоста, рубашка свисает на упитанных боках, а сам мистер Слег всё больше походит на того невменяемого сумасброда, каким предстал перед Микмаком впервые в Марселе-нуво. Только одежда у него сейчас была нормальная, а не драная джинса, как тогда.
– Если вы запустите оборудование, если найдете или… скажете код, – Слег делал ударение на слове «скажете»: все-таки они считали, что Микмак обладает каким-то тайным знанием. Откуда? Он ведь даже не знал, что именно они подняли со дна, – сеть будет наша.
Бред какой-то. Если управлять всей Сетью, не нужна никакая благодать, и без этой странной программы – или чем там эта Слегова благодать являлась? – можно управлять и миром.
Микмак бросил взгляд на Ромеро. Тот с нескрываемым отвращением смотрел на Слега. Вот, значит, как. Судя по всему, инициатору этой авантюры и самому недолго осталось, подельники не собираются продолжать его затею после того, как «бютен» заработает.
Микмак отвернулся, углубившись в стройные ряды данных, слитых с очередного накопителя. Где-то среди них должен быть код, запускающий обросший ракушками хлам со дна залива? Может быть. Микмак не знал и вообще сильно сомневался в правильности такого предположения. Вот только Старик Ромеро и Слег отчего-то считали иначе.
Прокручивая текст, таблицы и цифры, машинально водя по ним взглядом, Микмак пытался найти ответ в прошлом. Они постоянно возвращались к беспорядкам в Праге. К тем желтым бабочкам. Группа «Махаон». Кто были те люди? И кто их убил в Староновой синагоге?
И кем была та женщина, единственная, выжившая среди туристов? Откуда туристы во время боевой операции? С чего он вообще взял, что она была туристкой?
Про туристов сказал лейтенант. Его слова потом подтвердил раввин.
Нет, он только согласился, когда ты назвал её туристкой.
Точно, кроме лейтенанта, больше никто ни разу не упоминал о туристах. Ни разу.
И этой женщины – Микмак вряд ли узнал бы её, если бы увидел теперь: когда она выбралась из-под груды штукатурки, то походила на траченную веками статую, а не на человека – не было в синагоге, когда там появились бойцы внутренних войск Баварского Султаната.
– Есть что-нибудь? – поинтересовался Ромеро.
– Пока нет. Это всё – старьё. Если вы хотите найти что-то, дай мне диски, которые Искандер обнаружил среди того «бютена».
– Это они и есть.
Раньше Микмак этих носителей не видел. Стало быть, Старик там, в Марселе-нуво, не собирался раскрывать все карты.
– Исходный код тоже доступен с этого «раллера», – сказал Слег. – Можешь посмотреть.
– Я не машинист, – пожав плечами, ответил Микмак. Однажды он уже говорил это Хармсу.
Странно, но Микмаку так и не поверили, что он не только не знает самого кода, но и того, как этот код вообще может выглядеть. Собственно, о том, кто именно код запускал, он тоже ничего не знал.
Тошнило жутко. Самое страшное, что деться отсюда было некуда. Один вариант – терпеть, но накатывающую волнами и постоянно прибавляющую в интенсивности дурноту вынести не было никаких сил.
Игнат с тоской вспоминал несколько минут безумных перегрузок, которые ему пришлось вытерпеть во время разгона. Тогда казалось, что хуже уже ничего не может быть. Оказалось, может – тошнота терзала организм не так сильно, как упавшая на грудь несусветная тяжесть, но надежды, что это прекратится, теперь не было.
– Ландыш, Ландыш, как слышите? Ответьте, Ландыш!
Голос в наушниках уже вторую минуту призывал к ответу. Ландыш – это его, Игната, позывной. Они хотели убедиться, что с ним всё в порядке. Не особенно в порядке, еще минута-другая – и он, похоже, начнет блевать фонтаном.