После этого он извлек из машины меня. Став на крыльцо, я осторожно оперлась на правую ногу. Сквозь окошечки по бокам от красной парадной двери был виден холл. К нашему приезду в доме зажгли все лампы.
— Чую кофе, — улыбнулся мне Мэтью.
— Значит, уже встали. — Знакомая щеколда на двери открылась сразу. — Не заперто, как всегда. — Я ступила внутрь, стараясь не терять храбрости. — Сара? Эм?
К столбику лестницы был пришпилен листок, исписанный решительным тетиным почерком:
Решили, что вам надо побыть наедине с домом. Не спешите. Мэтью может занять бывшую комнату Эм, твоя тоже готова.
Эм приписала внизу свой постскриптум:
Пользуйтесь родительской спальней.
Наверху было тихо. Все двери, даже в гостиную, стояли открытые и держались спокойно, не болтаясь на петлях.
— Хороший знак, — заметила я.
— То, что они оставили нас вдвоем?
— Нет, тишина. Дом способен выкинуть какой-нибудь номер при появлении незнакомца.
— У вас тут нечисто? — Мэтью с интересом оглядывался по сторонам.
— Ясно, что нечисто, раз мы все ведьмы. Но дело не только в этом. Дом, он… живой и реагирует на гостей по-своему. Чем больше внутри Бишопов, тем хуже его поведение — вот почему Эм и Сара ушли.
На периферии моего зрения подрагивал световой блик. У камина в гостиной сидела в незнакомом кресле-качалке моя давно усопшая бабушка — я уже не застала ее в живых. Молодая и красивая, как на свадебной фотографии, что висела у нас на лестнице, она улыбалась мне.
— Бабуля? — сказала я робко, невольно улыбнувшись в ответ.
Красавчик, а? — подмигнула она. Ее голос напоминал шелест вощеной бумаги.
Да уж, согласилось с ней еще одно привидение, просунув голову в дверь. Неживой только.
Что ж делать, Элизабет. Привыкать надо.
— Там кто-то есть, — сказал Мэтью, заглядывая в гостиную. — Я что-то чую и слышу слабые звуки, но никого не вижу.
— Это призраки. — Вспомнив Ла Пьер, я стала искать глазами отца и мать.
Их здесь нет, с грустью сказала бабушка.
Я разочарованно перевела взгляд с покойных родственниц на неживого мужа.
— Давай занесем вещи наверх — пусть дом с тобой познакомится.
Навстречу нам с душераздирающим воем вылетел угольно-черный меховой шар. Остановившись в футе от меня, он преобразился в шипящую, выгнувшуюся дугой кошку.
— Я тоже рада тебя видеть, Табита. — Мы с тетиной кошкой питали друг к другу обоюдную неприязнь.
Табита, вернув позвоночник в нормальное положение, стала подкрадываться к Мэтью.
— С собаками вампирам как-то спокойнее, — сказал он, когда она потерлась об его ноги.
Табита, вознамерившись, видимо, изменить его мнение о семействе кошачьих в лучшую сторону, мурлыкала как заведенная.
— Черт меня побери, — удивилась я. — Самая извращенная кошка в мировой истории, это факт.
Табита зашипела на меня, продолжая обработку лодыжек гостя.
— Не обращай внимания, — посоветовала я, ковыляя к лестнице. Мэтью последовал за мной с багажом, приспосабливаясь к моему медленному подъему.
Его, кажется, совсем не тревожило, что дом его встретит как-то не так, зато меня переполняли дурные предчувствия. Картины, падающие гостям на голову, хлопающие окна и двери, внезапно гаснущий свет. Я перевела дух, когда мы без происшествий добрались до площадки.
— Мало кто из моих друзей бывал здесь, — призналась я. — Мы встречались обычно в Сиракьюс, в торговом центре.
Верхние комнаты группировались вокруг лестницы в виде квадрата. Спальня Сары и Эм располагалась впереди и выходила на подъездную аллею, из спальни родителей на задах открывался вид на поля и старый яблоневый сад, переходящий в густой лес с дубами и кленами. Дверь в комнату была открыта, внутри горел свет. Постояв нерешительно в приветливом золотистом прямоугольнике, я переступила порог.
Здесь было тепло и уютно, хотя о гамме красок и гармонии интерьера никто и не думал. Простые белые занавески на окнах, широкая кровать с горкой подушек и одеял, в щели между широкими сосновыми половицами свободно может провалиться расческа. В ванной направо щелкал и шипел радиатор.
— Ландыш, — принюхавшись, определил Мэтью.
— Любимые духи матери. — На письменном столе стоял флакон из-под «Диориссимо» с черно-белой ленточкой вокруг горла.
Мэтью скинул поклажу на пол.
— Не грустно тебе здесь будет? Может, займешь свою старую комнату, как предлагает Сара?
— Ну уж нет. Она на чердаке, без ванной, и вдвоем мы на девичьей кровати никак не уместимся.
— Я думал, мы… — отвел взгляд Мэтью.
— Будем спать врозь? Не пойдет. Мы женаты не только по-вампирски, по-чародейски тоже. — Я притянула его к себе. Дом с легким вздохом присел на фундаменте, как перед долгой беседой.
— Да, но врозь было бы легче…
— Для кого?
— Для тебя. Ты нездорова, тебе лучше спать одной.
Зная, что без него ни за что не усну, и не желая лишний раз его волновать, я предложила попросту:
— Поцелуй меня.
Он стиснул губы в знак отказа, но глаза говорили «да». Я прижалась к нему, и он поцеловал меня — нежно и глубоко.
— Я думал, ты потеряна для меня навсегда, — бормотал он, прислонившись своим лбом к моему. — А теперь боюсь, что ты разобьешься на кусочки из-за того, что натворила Сату. Случись с тобой что-нибудь, я бы спятил.
Мой запах немного успокоил его, руки легли мне на бедра. Эта часть моего тела осталась сравнительно целой, поэтому его ласка и расслабляла, и заводила меня. После всех испытаний я желала Мэтью еще сильнее.
— Чувствуешь? — Я прижала его руку к середине груди.
— Что?
Не уверенная, что это доступно даже его сверхъестественным чувствам, я сосредоточилась на цепи, развернувшейся после нашего первого поцелуя. Когда я мысленно тронула ее пальцем, она отозвалась тихим и ровным гулом.
— Да, чувствую. Что это? — Удивленный Мэтью приложил ухо на место руки.
— Это ты — там, внутри. Ты держишь меня, как якорь на конце длинной серебряной цепи — потому я, должно быть, так в тебе и уверена. — Мой голос дрогнул. — Только благодаря этому я смогла вытерпеть все, что делала и говорила Сату.
— Вот так же звучит твоя кровь, когда ты мысленно говоришь с Ракасой или вызываешь колдовской ветер. Теперь, зная, к чему прислушиваться, я это явственно слышу.
Изабо говорила, что слышит, как поет моя ведьмина кровь. Я попыталась усилить музыку так, чтобы вибрация наполнила все мое тело.