— Поверь, я действительно не понимаю, как все получилось. После того как я связался с Брит, одно потянулось за другим, ну а чем все закончилось, ты знаешь. Единственное, что я хотел бы тебе сказать, — это то, что Бриджит подстроила все специально. Я практически уверен в этом. Только не подумай, будто я оправдываюсь, — я очень виноват перед тобой, и мне не может быть никаких оправданий, но… Она очень хочет быть тобой . Даже если это означает спать с твоим мужчиной. До сих пор не понимаю, что на меня нашло после того первого раза, — я никак не мог от нее отделаться, не мог сказать «хватит, пошла прочь». Бриджит затянула меня в свою паутину, и я никак не мог вырваться.
Если верить ему, Бриджит была главным злодеем, а он — жертвой, но Талли продолжала считать, что Хант виноват не меньше. И то, что сейчас он пытался свалить всю ответственность на Бриджит, не особенно ей понравилось. Она считала, что раз уж он совершил ошибку, то должен иметь мужество признаться в ней. Кроме того, ему с самого начала не следовало спать с Бриджит. Ведь не могла же она заставить его сделать это силой, а раз так, значит, он сам ей поддался. Так Талли и сказала.
— Она шантажировала меня. Сказала, что все расскажет тебе, если я перестану с ней встречаться, а я не хотел тебя потерять… и все равно потерял, — сказал Хант.
— Но это не объясняет, почему ты поменял Бриджит на Анджелу, — возразила Талли. — Или она тоже тебя шантажировала?
— Нет, конечно. Анджела не виновата, это я — глупец… А она… она очень приятная и милая женщина. Нет, Анджела ни при чем, и Бриджит, наверное, тоже. Это я во всем виноват. Я с самого начала все делал неправильно.
— Похоже, что так, — сухо сказала Талли.
— А ты рассказала своему отцу о… о том, что произошло?
— Да.
— Господи, теперь он, наверное, меня ненавидит! — Хант явно смутился. Ему очень не хотелось, чтобы Сэм узнал о его неблаговидных поступках.
— Да, папа очень рассердился. — Да и кто бы на его месте не рассердился, подумала Талли.
— А Макс? Макс знает?
— Пока нет. Я ничего ей не сказала, потому что… потому что это разобьет ей сердце. Она ведь тоже тебя любит. Как и я… — Талли снова заплакала.
— И я тоже вас люблю. И тебя, и Анджелу, и Макс… и твоего отца. Господи, что я наделал! Это же просто какой-то кошмар!
— Да, кошмар, — согласилась Талли. — Причем главным образом — для меня.
То, что Хант ушел от нее к другой женщине, причинило ей боль, но то, что у него будет ребенок от Анджелы, казалось ей самым настоящим оскорблением. И Талли хотела его ненавидеть, но… не могла. Вместо ненависти в душе были только пустота и тупая, изматывающая боль, которой, казалось, не будет конца.
— Я соберу твои вещи и перешлю тебе на будущей неделе, — произнесла она уныло, думая о том, что с этими вещами окончательно уйдет из ее жизни все хорошее — все, о чем она мечтала и на что надеялась. Это был конец эпохи, за которой не наступит ничего.
— Хорошо, — сказал Хант. Он так и не решился назвать ей адрес Анджелы, у которой планировал жить в первое время, а Талли не хотела спрашивать, поэтому пообещала, что отправит все вещи на адрес его офиса, и Хант подтвердил, что это его устроит.
Больше говорить было не о чем, им оставалось только попрощаться. На протяжении всего разговора Талли не переставала плакать, и к тому моменту, когда она дала отбой, Хант чувствовал себя настоящим чудовищем. Он как-то не задумывался о том, что расставание может причинить Талли такую боль; отчего-то ему казалось, что для нее все пройдет не так болезненно, но сейчас ему стало очевидно: если лжешь человеку, который тебя любит, ты наносишь ему рану, которая заживет не скоро. А может, и вообще никогда. В глубине души Хант боялся скандала, боялся истерики, может быть — битья посуды, но он не ожидал, что его уход повергнет Талли в такое отчаяние, и теперь ему было не по себе от того, что он поступил с ней так жестоко.
Кроме того, со стороны могло показаться, будто он, как беспечный мотылек, с легкостью перепархивает от одной женщины к другой, нисколько не задумываясь, какие последствия может вызвать его уход. Хант действительно перебрался к Анджеле буквально в тот же день, когда Талли его выгнала, и это, наверное, выглядело не очень солидно, однако основная причина подобной поспешности заключалась вовсе не в том, что Ханту некуда было деваться. На самом деле он хотел защитить Анджелу от ее мужа — особенно теперь, когда она носила его ребенка. Отцовство было для него чем-то совершенно необычным и новым, поскольку детей у Ханта никогда не было, да он и не хотел их иметь. И вот теперь у него будет сразу двое — сын Анджелы и их общий ребенок, который должен появиться на свет месяцев через пять. О своей беременности, кстати, Анджела сообщила ему достаточно поздно, боясь, что он начнет уговаривать ее сделать аборт. Она призналась, что очень хотела родить ребенка именно от него, и Хант почувствовал себя тронутым до глубины души. Это тоже было для него внове. До сих пор еще ни одна женщина не мечтала иметь от него детей.
Талли провозилась с укладыванием вещей почти до двух часов ночи. К этому моменту ей удалось очистить два книжных шкафа и почти всю гардеробную. У Ханта оказалась целая гора вещей, и Талли даже начала бояться, что не успеет собрать все до отъезда в Палм-Спрингс. В воскресенье утром она постаралась встать пораньше и снова взялась за работу. На этот раз у нее была вполне определенная цель, поэтому вместо того, чтобы заливаться слезами каждый раз, когда она открывала очередной шкаф или выдвижной ящик с его вещами, Талли принималась за дело и вскоре упаковала еще две большие картонные коробки. И все же вещей было очень много. Из одной только ванной комнаты она вынесла почти полную коробку всяких мелочей, и это был еще далеко не конец. За четыре года Хант успел основательно обжиться в ее доме, а Талли хотелось, чтобы ей больше ничто о нем не напоминало.
Она как раз разбирала бумаги в его кабинете, когда раздался звонок в дверь. Это пришел старший агент Кингстон из ФБР. Отворив дверь, Талли увидела на пороге высокого, подтянутого мужчину довольно приятной наружности — темноволосого, голубоглазого и широкоплечего. Несмотря на воскресенье, он был одет в белую сорочку с галстуком, пиджак спортивного покроя, серые брюки и замшевые мокасины. Как Джим объяснил ей впоследствии, он пришел не в гости, а с рабочим визитом, поэтому и оделся столь официально. Он сразу назвал себя и предъявил удостоверение сотрудника ФБР, и Талли пригласила его в кухню, извинившись за царящий в доме разгром. Джим, впрочем, успел заметить стоящие в прихожей пустые и заполненные коробки. О том, что они означают и чем занимается Талли, он догадался почти сразу, но никаких вопросов задавать не стал.
В кухне она предложила ему чай или кофе, но он отказался и от того, и от другого, и Талли вручила ему документы, которые взяла у отца. Некоторое время Джим внимательно их изучал, потом поднял голову и посмотрел на Талли. Лицо у нее было печальное, большие зеленые глаза припухли от слез, и он понял, что она еще не смирилась со своим горем.