Молчание.
— Ты не хочешь смотреть на меня, Мила?
Она стояла, застывшим взглядом глядя в одну точку — туда, где только что находилась арка. Мила цепко держала одну из мраморных опор арки в своем воображении — словно та все еще была здесь — и ни в какую не желала отпускать. Пусть это было малодушно, но зато так было намного легче — цепляться за иллюзию, чем встретиться с реальностью. Она панически боялась этого — увидеть ЕГО лицо и устремленный на нее взгляд, — хотя все равно видела краем глаза темный силуэт впереди — человеческий силуэт… почти человеческий.
— Я жду, Мила, — мягко произнес голос. — Ну же, не будь такой трусихой. Ты же всегда была очень смелая. Посмотри на меня.
Бесчисленное количество раз Мила представляла себе их встречу. Она видела в своем воображении его ярость, желание уничтожить ее, дьявольское ликование от того, что она в его руках и он наконец может покончить с ней, как хотел это сделать тогда, в пещерах Долины Забвения.
Но все происходило совсем иначе. Она не понимала, почему он говорит с ней так ласково, с таким расположением. Как будто он больше не хочет уничтожить ее. Как будто он рад видеть ее. Как будто… что-то изменилось.
Все происходило совсем не так, как она представляла себе. Но это лишь сильнее пугало ее. Настораживало. Может быть, он умышленно выбрал этот тон? Чтобы сбить ее с толку, усыпить бдительность, заставить поверить, что он не желает причинять ей зла!
Если так, то его старания были напрасны. В воспоминании Гурия Безродного Мила видела, как ОН холодно и безразлично приговорил к смерти девушку, которая его любила больше жизни. Тогда же Мила все о нем поняла. Тот, кто сейчас обращался к ней, был злом в чистом виде. И каким бы добродушным в этот миг ни казался его голос — это не сможет ввести ее в заблуждение. ОН — зло.
Несмотря на парализующий страх, в этот раз ей было намного легче, чем в их прошлую встречу. Теперь она знала, что этот человек ей не отец. Но с другой стороны было сложнее: теперь ее мучила другая мысль, что лицо, которое она вот-вот увидит, — это лицо ее отца. Родное лицо, за которым скрывается самое страшное существо из всех, кого она знала.
Ей казалось, что страх и боль разрывают ее на части, но дальше тянуть было бессмысленно. Поэтому она сделала то, о чем он просил…
Мила подняла глаза и встретила устремленный на нее взгляд Лукоя Многолика.
В первый момент ей показалось, что он совсем не изменился с их последней встречи. У него по-прежнему не было ног — вместо них из нижней части туловища росли гигантские паучьи лапы. И это было все то же лицо, похожее на ее собственное. Те же рыжие волосы, выглядывающие из-под капюшона огромной черной накидки… И как только Мила подумала о накидке, прикрывающей почти все его тело и свисающей поверх паучьих лап, она непроизвольно вгляделась внимательнее в того, кто стоял сейчас перед ней, словно шестым чувством ощутила, что накидка не просто прикрывает его тело, а скрывает… что он изменился.
Хватило нескольких мгновений, чтобы понять — она не ошиблась, он действительно изменился. Его лицо под капюшоном выглядело слишком прозрачным, как и кисти рук. Рыжие волосы были словно подернуты серовато-белой дымкой. А глаза, в прошлую их встречу мутные и темные, как у паука, теперь казались стеклянными — внутри них, словно живой, шевелился туман.
Его бледные губы улыбнулись.
— Не нужно пугаться того, как я выгляжу, Мила. Я просто уже очень долго нахожусь в этих руинах — в этих осколках чужих миров. Слишком долго. Я позволил им изменить меня.
Туман в его глазах скучился. Почему-то это напомнило Миле сгруппировавшегося в паутине паука, затаившегося, но готового к прыжку. Это выглядело жутко, и Мила невольно сделала шаг назад.
— Тебе известно, что среди этих крохотных обломков иных миров, попавших в плен руин Харакса, есть такие, которые способны изменить живое существо? — Он адресовал этот вопрос ей, Миле, но в ее ответе совсем не нуждался. Выглядело так, словно он ждал ее здесь, чтобы поделиться тем, что на данный момент занимало все его мысли, тем, что отныне приобрело для него первостепенную важность.
— Ты попадаешь в такой мир как в кокон, — продолжал делиться Многолик, — и спустя время из гусеницы превращаешься в бабочку.
На миг он задумчиво прикрыл веки.
— Это дает… новые возможности. — Его голос был полон тихого упоения. — Возможности, которые даруют всемогущество!
Он вдруг пристально посмотрел на Милу, улыбнулся и уточнил:
— Почти всемогущество. Ты можешь все, но защищен не от всего. Для абсолютного всемогущества недостает только одного — неуязвимости. Абсолютной неуязвимости.
В вышине над головой Многолика, словно тень, пролетел Черный пегас и опустился на каменную твердь позади своего хозяина. Его глаза стрельнули в сторону Милы ядовито-зеленой вспышкой. Это словно вывело Милу из транса, в который погружал ее тихий, доверительный голос Многолика.
— Зачем… — сипло произнесла она, — зачем мне все это? Я не хочу это знать. Что вы от меня хотите? Зачем вы мне все это рассказываете?
Бледно-рыжеватые брови удивленно взлетели вверх.
— Тебе неинтересно? — будто бы искренне расстроился Многолик и философским тоном изрек: — Это очень прискорбно. Для тебя, разумеется. Это ведь так важно — понимать, что только знание дает истинную силу.
— Мне не нужна никакая сила, — деревянным голосом произнесла Мила; этот новый Многолик, слишком мягкий, чересчур расположенный к ней, пугал ее еще сильнее, чем прежний.
— Сила нужна всем, — с ироничной улыбкой бледных губ возразил Многолик. — И тем, кто приходит, чтобы подчинить и завладеть, и тем, кто вынужден защищаться. Сила нужна всем, — повторил он.
Его глаза оценивающе посмотрели на Милу. Туман в них без конца шевелился, и Миле казалось, что в этом тумане невидимый паук плетет свою паутину. Из липких нитей уже почти связано кружево, и тот, кто шагнет в туман, угодит прямо в паучьи сети.
— Чего вы хотите? — снова спросила Мила.
Глядя в его бледное, словно прозрачное, лицо, она усиленно пыталась разглядеть черты того Лукоя, которого видела в Мемории Гурия Безродного: темные с прищуром глаза, черные брови с крутым изломом на концах… Она отчаянно искала это и не находила. Лицо Многолика, невзирая на все произошедшие с ним перемены, было слишком хорошо знакомо ей. Казалось невозможным, чтобы черноволосый молодой мужчина из воспоминания профессора Безродного был тем, кто стоял перед ней в эту минуту. Тот, черноволосый, представлялся ей незнакомцем, кем-то, кого она никогда не знала. Она задрожала, когда в голове промелькнула мысль: а вдруг Гурий Безродный ошибся? В чем-то — она не знала в чем — но ошибся! Вдруг тот, черноволосый, который тоже носил имя «Лукой», не имел никакого отношения к Многолику, которого знала она, Мила?! Вдруг это два разных человека?
— Ты задала правильный вопрос, Мила, — прервал панический бег ее мыслей Многолик. — Мне действительно кое-что нужно от тебя.