— Не знаю, — покачала головой Мила. — Я тоже испугалась. И кстати, Лапшин, я тоже не хочу в тебя влюбляться.
Его лицо только сильнее расплылось в улыбке.
— Здорово!
К концу урока Мила уже совсем избавилась от чувства неловкости, возникшего по вине любовного зелья Акулины. Ей было очень легко от мысли, что она не влюблена в Ромку, а он не влюблен в нее.
После звонка, когда меченосцы уже столпились у выхода из кабинета, Мила подошла к Акулине.
— Ну, — беззаботно улыбнулась опекунша Милы, — урок понравился?
— Честно говоря, не очень, — насупилась Мила, с укором глядя на Акулину.
Та вопросительно приподняла одну бровь.
— Что так?
— А сама, можно подумать, не догадываешься? — еще сильнее нахмурилась Мила.
Акулина коротко рассмеялась.
— Ну не злись. Ты прям как маленькая. Ты же знаешь, у меня такой подход к преподаванию: все и сразу испытывать опытным путем. Знания так усваиваются намного лучше.
Мила вспыхнула.
— О да, очень хорошо усваиваются. То еще удовольствие — смотреть на своего друга, как на… как… Это было ужасно, Акулина! Мы же с ним друзья!
Акулина всплеснула руками.
— Да что такого произошло? В конце концов, после того как ты приготовила и выпила отворотное зелье, все ведь стало как прежде?
— Но…
— К тому же теперь ты знаешь, что представляют собой ваши настоящие чувства.
— Ты о чем? — растерялась Мила.
— Что ты почувствовала, когда выпила любовное зелье и посмотрела на Ромку?
— Ну… была какая-то вспышка в голове… стыдно было… о-о-о-очень неловко… А еще… я испугалась.
— А он?
— Насчет вспышек и всего такого не знаю, но он тоже испугался. Это он сам сказал.
— А что было после того, как ты выпила отворотное зелье и опять на него посмотрела?
— Ну… мне полегчало. — Мила пожала плечами. — Все снова стало нормальным.
— Ну а он?
— Сиял, как золотой тролль, и сказал, что не хочет в меня влюбляться.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Акулина.
— Не вижу, — все еще обижаясь на свою опекуншу, скептически покачала головой Мила.
Акулина закатила глаза к потолку.
— У любовного зелья, Мила, есть одно дополнительное свойство. С его помощью можно проверить настоящие чувства между людьми — даже те, о которых они сами могут не догадываться. Ты и твой друг прошли своего рода проверку. Не знаю, огорчишься ты или нет, но должна тебе сообщить, что вы с ним никогда друг в друга не влюбитесь. Ваше настоящее чувство — дружба. И судя по той реакции, которую ты мне описала, — сначала испуг, потом облегчение и полное отсутствие неловкости после принятия антидота, — ваша дружба сможет пройти любые испытания, потому что она подлинная и очень крепкая.
Акулина вздохнула:
— А вот любви между вами не будет. Ты расстроилась?
Мила заулыбалась от уха до уха.
— Вот уж нет. Ни капельки.
— Ну и хорошо, — подытожила состоявшийся между ними разговор Акулина. — А теперь обещай, что не будешь больше критиковать мои методы обучения. — Она состроила обиженную гримасу. — Это подрывает мой авторитет.
Теперь настала очередь Милы закатить глаза к потолку. Но все же она кивнула:
— Я постараюсь.
Акулина недовольно фыркнула.
— Не похоже на обещание, но принимается. Между прочим, у тебя через минуту следующий урок. Не опоздаешь?
— Ой, точно! — воскликнула Мила. — Я побежала.
Махнув Акулине рукой, она выбежала из кабинета зельеварения и на всех парах помчалась к крытому мосту между крылами Думгрота — следующим уроком была история магии.
Когда Мила уже миновала мост и бегом поднималась в башню Геродота, она вдруг поняла, что напомнило ей то ощущение, которое она испытала, посмотрев Ромке в глаза после принятия любовного зелья. То же самое она ощущала каждый раз, когда рядом был Гарик. Вот только в случае с Гариком свои чувства она никак не могла списать на действие любовного снадобья.
После истории магии меченосцы отправились на обед в Дубовый зал. Мила сказала друзьям, что есть не хочет, и, спустившись с башни Геродота, по крытому мосту перешла в северное крыло замка.
После обеда у меченосцев по расписанию была пара профессора Безродного — компанию им снова должны были составить белорогие. Поднимаясь на четвертый этаж, где проходила боевая магия, Мила надеялась, что профессор разрешит ей подождать начало урока в классе. Ей было известно, что он редко спускался в Дубовый зал и обедал чаще всего в своем личном кабинете. Она знала об этом, потому что Акулина частенько подкармливала их соседа по Плутихе собственноручно приготовленными ватрушками и пирогами, принося их с собой в Думгрот.
Мила полагала, что Акулина заботится о профессоре из жалости — он, казалось, совсем не думал о таких вещах, как еда. К одежде у Гурия Безродного было такое же пренебрежительное отношение. Ему словно было совершенно безразлично, как он выглядит. Заношенные рубашки и брюки, заплатки на локтях, оторванные пуговицы были для него обычным делом.
Когда Мила познакомилась с профессором, ей казалось, что его плачевный внешний вид — следствие недостатка средств. Однако очень скоро она поняла, что ошибалась.
На жалование учителя Думгрота профессор вполне мог позволить себе купить новую рубашку взамен старой — с заплатками. Но Гурий Безродный по какой-то причине относился к себе со странным равнодушием.
На уроках он был улыбчив и доброжелателен ко всем ученикам без исключения. Рассказывая о принципах боевой магии и обучая своих студентов новым защитным приемам, он выглядел жизнерадостным и увлеченным. И эта увлеченность невольно передавалась ребятам — боевая магия очень скоро для многих стала любимым предметом. Однако, замечая профессора в коридорах Думгрота, когда он не видел, что на него кто-то смотрит, Мила поражалась той перемене, которая с ним случалась. В такие моменты он выглядел угрюмым и отстраненным, погруженным в себя.
Она все больше убеждалась в том, что у ее учителя и соседа есть некая давняя скорбь. Только по-настоящему значительное и мрачное событие способно сделать человека равнодушным к самому себе.
Мила вошла в класс и огляделась — здесь никого не было. Заметив приоткрытую дверь в кабинет учителя, Мила решила, что Гурий Безродный, должно быть, сейчас там.
— Профессор? — позвала она, но ей никто не ответил.
Она подошла к двери и нерешительно постучала — тишина. Толкнув дверь рукой, Мила просунула голову в образовавшийся проем — профессора не было и здесь. Мила вошла и огляделась. Подумав, что учитель, скорее всего, ненадолго вышел, она уже собиралась вернуться в учебную аудиторию, как вдруг взгляд ее невольно упал на черное покрывало, под которым, как уже знала Мила, находилось большое овальное зеркало в резной позолоченной рамке.