Еще одним человеком, на чьи страдания Миле приходилось взирать с удручающей регулярностью, был Тимур. Друг Берти очень боялся зубной боли. Стоило кому-то в его присутствии произнести слово «зуб», неважно в каком контексте, как лицо Тимура принимало неприятный зеленый оттенок, он вскакивал и убегал, словно его сдувало ветром. Берти в такие моменты хватался за голову, тяжело вздыхал и устало плелся за приятелем.
У самого Берти страх был довольно забавным и почти не причинял ему неприятностей. Ему все время казалось, что еды вокруг стало катастрофически мало. Ел он как обычно, но при этом хмуро жаловался, что порции маленькие и кто-то на них все-таки экономит.
Были люди, чьи страхи не проявляли себя так сильно, как в случае с Тимуром, Белкой или профессором Лирохвостом. А у некоторых вообще никаких страхов не обнаруживалось. Однажды Фреди на вопрос Милы, нет ли у него каких-либо страхов, ответил, что страхи у него, разумеется, есть, но он слишком привык держать свои эмоции при себе и даже теперь, когда в городе кристалл Фобоса, не намерен отступать от этого правила. Мила подумала, что то же самое она могла бы сказать и о себе. Один лишь Ромка, да и то частично, знал о том, что ее самый главный страх — Многолик. Остальным же, наверное, казалось, что она входит в число тех счастливчиков, на которых кристалл Фобоса никак не действует.
Все студенты Думгрота регулярно принимали зелье «Укрощение страха». Многим оно помогало, притупляя их страхи, делая их менее навязчивыми. Но были и такие, на которых зелье не оказывало почти никакого положительного воздействия: либо потому, что они были слишком чувствительны к действию кристалла Фобоса, либо потому, что их страхи были и без него чересчур сильны. Почти все, кому не удавалось укротить свои страхи, уезжали во Внешний мир. Но для большинства Троллинбург был их домом и они не могли его покинуть.
Что касается поисков кристалла и мага, который с его помощью держал весь город в тисках страха, то никаких новостей по этому поводу не было.
«Троллинбургская чернильница» еженедельно печатала статьи с сенсационными разоблачениями, которые не стоили и медного тролля, поскольку на поверку каждое из них оказывалось лишь газетной уткой. А «Клубок Чародея» печатал объемные и пространные публикации, в которых подробно рассказывалась насчитывающая не одно столетие история кристалла Фобоса, но не было никаких сведений о его возможном местонахождении. И все чаще со страниц газет звучал вопрос: «Будет ли кристалл Фобоса найден раньше, чем Троллинбург окончательно утонет в эпидемии страха?»
Незадолго до новогодних каникул Ромка написал письмо родителям. Возможность писать письма во Внешний мир своим матери и отцу у Ромки появилась сравнительно недавно — летом они наконец обзавелись почтовым ящиком, который с помощью Прозора и Акулины подключили к всемирной сети магических сообщений. В предновогоднем письме Ромка просил разрешения у родителей остаться на Новый год в Троллинбурге. Ему отчаянно не хотелось в праздник вновь разносить подносы или помогать отцу на кухне их семейного ресторана, расположенного на Ялтинской трассе.
Ромкины родители ответили в тот же день. Его мама сдержанно сообщала, что они с отцом, разумеется, были бы рады его видеть, но, если он предпочитает отпраздновать Новый год с друзьями, они не станут возражать. И в конце письма добавила, что так у них появляется шанс, что новогодняя ночь в кои-то веки обойдется без эксцессов, а клиенты не разбегутся раньше полуночи.
Ромкину маму было не трудно понять: два года назад Ромка устроил в зале ресторана винный фонтан заклинанием «Гидро Акрос», а в прошлом году оживил голову умерщвленного для готовки поросенка и подал ее на блюде одному из клиентов. Так что Ромкина мама вздохнула не менее облегченно, чем сам Ромка, когда было решено, что на Новый год к родителям он не поедет.
Огорчало Ромку только одно: его друзья и однокашники, все до единого, на праздники разъезжались по домам. Еще за две недели до конца декабря Акулина сообщила Миле, что встречать Новый год они будут в компании Прозора в доме N 13. К сожалению, без Коротышки Барбариса, поскольку он слишком много времени в связи с работой Акулины в Думгроте проводит во Внешнем мире и на праздники хочет повидать свою семью. Векши тоже уезжали домой — по прогнозам Белки в этот раз ее маму не должны были вызвать на дежурство, что ее, разумеется, радовало. Как обычно, уезжали Иларий с Костей, Берманы и Мишка Мокронос. Впрочем, Ромка жизнерадостно заявлял, что даже абсолютное одиночество в Львином зеве во сто крат лучше, чем разносить подносы в шумном зале ресторана или шинковать овощи на кухне отца.
Несмотря на показную веселость, Мила с Белкой замечали, что иногда лицо у Ромки становилось унылым, и в такие моменты им было неловко оттого, что они уезжают и бросают его здесь одного.
Все разрешилось неожиданно просто. Когда Мила поделилась с Акулиной своими сомнениями, спросив, а не стоит ли ей остаться ради друга в Троллинбурге, Акулина мгновенно откликнулась:
— И почему люди всегда все усложняют?! Скажи ему, что я приглашаю его отпраздновать Новый год с нами. Прозор будет чертовски рад — он любит большие компании!
Мила чуть не подпрыгнула от радости, поцеловала Акулину в щеку и побежала передавать Ромке ее приглашение, которое он с удовольствием принял.
* * *
К Новому году Акулина и Прозор преобразили дом до неузнаваемости. На стенах появилась обивка из зеленого бархата. Возле стены с портретом черной кошки — обладательницы разноцветного полосатого хвоста и золотых колец в носу и ушах — выросла роскошная новогодняя елка. Яркие сверкающие шары всех цветов радуги и вьющийся змейкой вокруг ветвей серебряный дождик создавали потрясающее ощущение праздника.
Но Акулина не была бы Акулиной, если б ограничилась только украшением елки. К новогоднему застолью она напекла пирогов. Правда, съедобными они были условно. Из пирога в форме граммофона неслись торжественно-возвышенные звуки оперы Римского-Корсакова «Снегурочка». Мучное изделие круглой формы, смутно напоминающее древний радиоприемник, раскрывая широченный рот, бодро напевало: «В лесу родилась елочка, в лесу она росла, зимой и летом стройная, зеленая была…» А из трубки старинного телефонного аппарата, ароматно пахнущего гигантским пельменем, чей-то беспрерывно хихикающий голосок без устали травил анекдоты про Деда Мороза. Услышав все это пиршество многозвучия, Ромка с Милой попадали на стулья и долго не могли подняться, изнемогая от смеха.
Всем без исключения хозяйкой дома были выданы новогодние остроконечные шляпы с широченными полями. Седовласый Прозор даже в таком несоответствующем его профессорской внешности головном уборе смотрелся интеллигентно. Шляпа Акулины была разрисована черными кошками и очень ей шла. У Милы на тулье был изображен дракон. Зеленый ящер кольцом обвивался вокруг тульи. Чтобы замкнуть круг, этому бедолаге пришлось укусить себя за хвост. Что касается Ромки, то ему выпала наилучшая возможность оценить тонкий юмор Акулины. На полях его шляпы сидела самая настоящая белка и громко грызла орехи.