— Как скажешь, как скажешь! — сдаваясь, подняла руки Мила и, невинно округлив глаза в ответ на недоверчивый взгляд приятеля, добавила: — Я верю, правда.
— Так-то лучше, — широко заулыбался Ромка.
Он еще раз окинул взглядом стеллажи, но теперь без всякого трепета, лишь с одним только праздным любопытством.
— А ты хоть знаешь-то, где он — твой ящик?
Мила отрицательно покачала головой.
— Нет.
— Ну ты даешь! — не переставал удивляться ей Ромка, продолжая читать имена на многочисленных бирках, словно рассчитывал обнаружить бирку с фамилией «Рудик». Мила почему-то была уверена, что Ромка сейчас вряд ли сообразит, что у колдуний-женщин, да еще не первородных, фамилии меняются от поколения к поколению. Если честно, она и сама не знала, какую фамилию ей следует искать на бирках, чтобы найти весь свой род в одном из этих ящичков. Но точно не «Рудик» и, с большой долей вероятности, не «Ветерок».
— О, гляди! — воскликнул Ромка, и у Милы даже сердце заколотилось как бешеное, когда она подумала, что произошло невозможное и Лапшин нашел ящик с ее фамилией на бирке. Но уже в следующее мгновение Ромка ее успокоил. — Родословная нашего гостя из Италии.
— Буффонади?! — не поверила своим ушам Мила. — Это невозможно, он же…
— Ну конечно, невозможно, — фыркнул Ромка. — Его родословной здесь делать нечего — в этом ряду только отечественные колдуны, а где маги с Апеннин, я понятия не имею. Я говорю о Бледо!
С этими словами он указал на один из ящиков, где на бирке было выгравировано: «Ф. Квит».
— А ты уверен, что это родословная Бледо? — засомневалась Мила. — Мало ли в Таврике и на близлежащих территориях было Квитов?
— Хм, давай посмотрим, — сказал Ромка и без колебаний направился к ящику.
Потянув за ручку, он открыл ящик и вытащил лежащий на самом верху свиток.
— Ромка, я не уверена, что это можно делать, — нахмурилась Мила, с сомнением косясь в ту сторону, откуда доносились звуки новогодних мелодий.
— Прокомпостировали, — беспечно отмахнулся от нее Ромка. — Уже читаю. И, между прочим, я был прав — это родословная Бледо. Смотри сюда.
Он протянул Миле свиток и ткнул указательным пальцем в самые нижние строки.
— Читай.
Мила взяла свиток в руки и послушно прочла:
«Бледо Квит, сын Тераса Квита… 1992—…».
Она подняла глаза чуть выше и прочла предпоследнюю строчку в списке:
«Терас Квит, сын Ригора Квита… 1969–1992…».
— Ничего себе! — ошеломленно прошептал Ромка. — Отец Бледо умер в тот год, когда Бледо родился. — Он озадаченно покачал головой, не в силах справиться с изумлением, и повторил: — Ничего себе…
Мила пробежалась взглядом по строчкам. Она тоже была озадачена, но по другой причине.
— Ромка, у меня такое чувство, что я знаю это имя. — Она указала пальцем на строчку с именем отца Бледо. — Терас Квит… Я это где-то слышала… Или… Нет, не помню. Но имя мне точно знакомо.
Ромка пожал плечами.
— Не знаю. Мне не знакомо. Может быть, ты просто слышала, как кто-то говорил об отце Бледо?
— Говорил об отце? — машинально повторила Мила и с сомнением покачала головой. — Нет, тут что-то другое… Хотя… Может, ты и прав.
Она вернула Ромке свиток.
— Положи лучше обратно. Если Акулина увидит, что мы тут роемся, она превратит нас в мебель. Она это любит — людей в мебель превращать.
— Так я тебе и поверил, — усмехнулся Ромка, но все же вернул свиток в ящик.
Миле уже показалось, что он собирается ящик закрыть, как Лапшин вдруг вытянул оттуда какой-то бесформенный клочок темно-желтого пергамента.
— О, а это что такое? — с интересом уставившись в пергамент, пробормотал Ромка. — Адрес какой-то… — Игнорируя многозначительные возмущенные вздохи Милы, он прочел: — «Обратиться к господину Эшу Мезарефу, улица Угрюмых Непостояльцев, дом четыре, квартира одиннадцать».
— Ромка! — сердито шикнула на него Мила, начиная терять терпение. — Верни это в ящик и закрой его наконец!
— Ой, ну ладно, ладно, — недовольно проворчал Лапшин, но, к огромному удовольствию Милы, бросил клочок желтого пергамента поверх свитков и демонстративно закрыл ящик. Повернувшись к Миле, он разочарованно заявил: — Ты сейчас ведешь себя точно как Белка. И знаешь что?
— Что? — уже спокойно поинтересовалась Мила.
— Меня это пугает.
Прищелкнув языком, Ромка с озабоченным видом покачал головой, словно доктор, объявляющий неутешительный диагноз пациенту. Мила смотрела на него секунд пять и, не выдержав, тихо рассмеялась. После чего, старательно подражая Белкиной интонации, заявила:
— Если бы я была твоей мамой, я бы непременно держала тебя подальше от приличного общества. Ты просто невыносим!
Под задорный смех Ромки Мила развернулась и направилась к выходу из архива.
Ближе к вечеру по всемирной сети магических сообщений пришло письмо от родителей Ромки, а точнее — от его отца. Господин Лапшин писал, что все же надеется увидеть своего сына до конца зимних каникул. Добавлял, что после новогодней ночи клиентов в ресторане немного, поэтому Ромка может не беспокоиться — носить подносы ему не придется. И выражал надежду, что сын все же навестит родителей, хотя бы для того, чтобы рассказать, как у него идут дела в школе.
Акулина не дала Ромке времени на раздумья, заявив, что тот просто обязан откликнуться на просьбу отца. В итоге Ромка собрался, попрощался с Милой, сказав: «Увидимся после каникул», и сел в черный автомобиль Прозора.
Зная секрет черного авто, Мила была уверена, что Ромкины родители увидят своего сына уже через несколько минут.
* * *
Ближе к Рождеству Акулина с Милой вернулись в Троллинбург — Акулине нужно было подкорректировать учебную программу на второе полугодие.
В Львином зеве не было никого, кроме Альбины. Впервые Дом показался Миле таким тихим и одиноким, ведь прежде, даже если уезжали к родителям все ее одноклассники, оставался кто-нибудь из старших учеников. Сейчас же из пустых комнат не доносилось ни звука, никто не стучал столовыми приборами за обедом, и, кроме ее собственных шагов, ничьих других не было слышно.
Вечером, когда она ложилась спать в пустой комнате, мысль о том, что кроме Альбины в соседней башне в Львином зеве больше нет ни единого человека, показалась особенно удручающей.
Ночью Мила снова видела во сне Многолика. Однако когда она утром проснулась, то никак не могла вспомнить деталей своего сновидения, хотя при этом чувствовала себя так, будто всю ночь убегала от кого-то, кто гнался за ней по пятам.
После плохого сна за завтраком Мила обнаружила, что у нее совсем нет аппетита. Кусок не лез в горло, и она с тоской вспомнила, как всего лишь несколько дней тому назад они с Ромкой с удовольствием насыщались всевозможной снедью, приготовленной к Новому году Акулиной. И тут же Мила поняла, чем вызваны такие разительные перемены.