Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера | Страница: 69

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Тогда почему вы так покраснели? — прищурился Прыгунов. — Наталкивает, знаете ли, на размышления.

— Здесь душно.

Елена Сергеевна встала и открыла фрамугу.

— Мне плохо, — Рогачевская прижала ладонь ко лбу. — Можно я выйду?

— Можно, — разрешил Прыгунов. — Только не забудьте вернуться, разговор пока не окончен.

Рогачевская встала и пошатнулась.

— Я вас провожу! — Федулаев вскочил, подхватил ее под руку.

— Пожалуйста, Юрий Романович, — разрешила заведующая.

Рогачевская и Федулаев вышли из кабинета.

— Вы не имеете право устраивать здесь судилище и доводить людей до инфаркта! — Казначеева встала. — Я найду на вас управу! И на Центре, и в суде.

— Сядьте, Надежда Константиновна! — приказал Прыгунов. — Я же сказал, что разговор не окончен!

Казначеева нехотя села.

— Я склонен верить Елене Сергеевне! — Прыгунов посмотрел на Новицкую. — Я давно ее знаю…

— Конечно, Борис Ефимович, я вас понимаю, — саркастически скривилась Казначеева. — Подсунули нам свою протеже, чтобы она разогнала все руководство подстанции, и радуетесь. Как же — Тюленькова вышибли, Кочергина вышибли, одна Казначеева осталась! Так учтите — на мне вы зубы-то свои обломаете, сразу предупреждаю! Не на такую напали! Делайте выводы!

— Выводы я уже сделал, — улыбнулся Прыгунов. — Дело за вами. Мне кажется, что вы понимаете, как сложно вам будет теперь работать с Еленой Сергеевной и насколько долго вы с ней сможете проработать, пока не будете уволены по решению администрации. Хотите — давайте попробуем.

— Пожалуй, сегодня мы займемся ревизией аптеки, — заявила Елена Сергеевна. — Сейчас Надежда Константиновна успокоится, и мы начнем. Затем оценим санитарное состояние подстанции, работу сестры-хозяйки, за которую тоже отвечает старший фельдшер… Короче говоря — пойдем по пунктам. А старшего врача я для начала попрошу обратить побольше внимания на карты вызовов доктора Рогачевской.

— Борис Ефимович! — Казначеева умоляюще посмотрела на Прыгунова. — Вы же сами видите, как ко мне относится заведующая. Конечно же, я не смогу работать здесь, на этой подстанции. С кем мне решить вопрос о переводе?

— Переводе куда? — не понял Прыгунов.

— На другую подстанцию, — пояснила Казначеева. — Если речь пойдет о другом регионе, то…

— Я по разному отношусь к своим коллегам, — перебил ее Прыгунов. — Некоторых люблю, некоторых просто уважаю, кого-то терпеть не могу. Но никому я не подложу такую, простите, свинью, как вы, дорогая Надежда Константиновна. Поэтому о переводе и речи быть не может, особенно в сложившейся ситуации. Кто у вас будет кандидатом на следующую подставу? Может быть, я? Или вы Сыроежкину взятку подсунете?

— Но…

— Никаких но! Или убирайтесь с сегодняшнего дня по собственному желанию, или вылетите через три дня по нашему!

— А почему через три дня? — удивилась Казначеева.

— По выговору в день. Для увольнения по инициативе администрации, как вы знаете, достаточно трех «строгачей». Выбирайте, даю вам пару минут.

Прыгунов обернулся к Елене Сергеевне:

— Кто будет принимать дела и аптеку, вы уже решили?

— Предварительно — да, — не раздумывая, ответила Елена Сергеевна. — Временно назначу Строкову, а там видно будет.

— Строкова сегодня здесь?

— Пока нет. Я попросила ее приехать к двенадцати часам, раньше в любом случае не получится.

— Сука! — Глаза Казначеевой, казалось, были готовы испепелить заведующую подстанцией. — Тварь!

— Спасибо, Надежда Константиновна, — рассмеялся Прыгунов. — Один повод у нас уже есть. Осталось найти еще два.

В кабинет вошел Федулаев. Без стука. Елена Сергеевна уже успела объяснить всем сотрудникам, что стучаться перед входом в рабочий кабинет глупо.

— Вот! — Федулаев подошел к столу Елены Сергеевны и протянул ей лист бумаги. — Доктор Рогачевская написала заявление об увольнении и сейчас собирает свои вещи. Сюда она прийти отказалась.

Вид у старшего врача был немного растерянный.

— Юрий Романович, — Елена Сергеевна взяла заявление, открыла верхний ящик стола и достала оттуда две бумажки, одну из которых протянула Федулаеву — Передайте доктору Рогачевской обходной лист. Пусть подпишет его и принесет мне. Без этого я не отправлю ее заявление в отдел кадров.

— Хорошо! — Федулаев взял обходной лист и снова вышел.

— И служила ей рыбка золотая, и была у нее на посылках! — ухмыльнулась Казначеева.

— Ну, что? — Елена Сергеевна посмотрела ей в глаза. — Берем обходной лист и пишем заявление или не берем и пишем объяснительную по поводу оскорбления руководства?

— Берем, — тихо, словно про себя, ответила Казначеева, вставая со стула.

С обходным листом в руках она вышла из кабинета, как следует хлопнув дверью на прощанье.

— Ну все, боярыня, — Прыгунов поднялся и протянул руку Елене Сергеевне. — Всех разогнала — теперь хозяйствуй. И знай — если что, то спрошу по всей строгости!

— Как это напоминает сцену из советского фильма пятидесятилетней давности! — рассмеялась Елена Сергеевна, пожимая руку начальника. — Спрашивайте на здоровье!

— Резво ты начинаешь! — не то восхищенно, не то осуждающе покачал головой Прыгунов и, не прощаясь, вышел…

В половине второго, когда все заявления уже были написаны, а обходные листы заполнены, и шла передача дел и имущества от бывшего старшего фельдшера к временно исполняющему обязанности, Елене Сергеевне позвонил Данилов.

— Как дела? — спросил он свежим после сна голосом.

— Нормально, — Елена Сергеевна попыталась представить себе, что сейчас делает Данилов. — Ты, наверное, пьешь кофе и смотришь телевизор?

— Нет, я сижу за компьютером и пью пиво, — ответил Данилов. — Знаешь, как сказал один умный человек: «С утра выпил — весь день свободен».

— Завидую тебе, — вздохнула Елена Сергеевна.

— Подробности будут? — Данилов явно сгорал от нетерпения.

— Прошел Чингисхан — и нет Самарканда! — загадочно ответила Елена Сергеевна. — Подробности при встрече.

— Когда?

— Скоро. Я позвоню.

— Буду ждать! — Данилов дал отбой.

Елена Сергеевна достала из сумки мобильный и позвонила сыну:

— Никита, ты уже дома?

— Дома, — ответил сын. — Нагулялся.

— Чем занимаешься?

— Рисую.

Никита неплохо рисовал, даже получал награды на выставках, а школьная учительница рисования, восторженная старая дева, прочила ему «грандиозное будущее».