Этапом из Твери, зла немерено,
Лежит на сердце тяжкий груз.
Владимирский централ, ветер северный,
Когда я банковал, жизнь разменяна,
Но не «очко» обычно губит,
А к одиннадцати туз…
(Михаил Круг, «Владимирский централ»)
Затем гость ударился в воспоминания и испортил хорошее впечатление о себе рассказом о том, как строил вокруг лагеря новую ограду («Не такой хороший, как сейчас, но тоже крепко»). Дело в том, что по зэковским понятиям подобные работы считаются недопустимыми, потому что не годится порядочному зэку своими руками ограничивать свою же свободу возводить себе тюрьму.
После торжественного обеда в кабинете начальника колонии гость отбыл восвояси, точнее, был вынесен и заботливо усажен в автомобиль. Опрометчивое, если не сказать ребяческое желание пить наравне с полковником Скельцовским обернулось для фон Гейкинга скорой и внезапной отключкой.
На следующий день в колонию пришла фура, из-за какой-то ошибки в документах задержавшаяся на таможне. Гуманитарная помощь оказалась толковой: крупы, овощные и мясные консервы, одноразовые шприцы. Шприцами поделились с областной больницей (самим такую прорву ни за что не освоить), а все прочее употребили самостоятельно, существенно улучшив питание заключенных.
Немцы любят привычки, дорожат ими, берегут их и при каждом удобном случае превращают их в традиции. Манфред фон Гейкинг начал приезжать в Алешкин Бор ежегодно в конце весны или в начале лета. И не с пустыми руками, а с гуманитарной помощью, взял колонию на содержание. Под шумок, возникший вокруг благотворительной затеи, предприимчивый старикан выпустил мемуары под названием «Мой русский плен» и неплохо на них заработал. В колонии к нему привыкли и готовились к встрече без трепета и нервозности, как к приезду старого друга. Зам по кадрам и воспитательной работе подполковник Пецоркин даже предложил начальнику колонии повесить в клубе стенд, посвященный фон Гейкингу и его гуманитарной помощи, но начальник отклонил идею как не вполне уместную.
Полковнику Скельцовскому иногда, под меланхоличное настроение, думалось, что лучше управлять исправительным учреждением в какой-нибудь глуши за Уралом, чем здесь, на виду, можно сказать, под боком у Москвы. С одной стороны, для карьеры вроде бы и лучше, когда ты на виду, с другой — больше шансов, что карьера твоя закончится внезапно из-за какого-нибудь малозначительного пустяка. Находиться на виду все равно, что жить у подножия вулкана. С одной стороны, тепло и почва плодородная, пеплом удобренная, с другой — никогда не знаешь, в какой день и час рванет. Живешь одной надеждой на то, что пронесет, удастся дослужить без потрясений и продлить срок службы еще на пять лет.
Работа в системе отличается тем, что второй шанс здесь обычно не предоставляется. А если и предоставляется, то только отдельным людям и в особом случае. Если ты зять заместителя директора или шурин начальника управления, то тебе и удавшийся побег осужденного может с рук сойти, бывало такое. В случае, если ты просто добросовестный служака без особых завязок в верхах, то, случись что, надеяться тебе не на кого. Хорошо, если просто вышибут со службы, а то сейчас моду взяли по каждому пустяку под суд отдавать. Совсем озверели с чисткой рядов. Можно так добиться, что и служить будет некому.
Капитан Белькович, уволенный в прошлом году по болезни (надо же, оказался настоящим шизофреником), любил повторять, что все нововведения и реформы уголовно-исполнительной системы проводятся с одной-единственной целью — развалить Систему. Кто его знает, а вдруг Белькович был прав? Он же бредил только своей ревностью, во всем остальном был совершенно нормальным и рассудительным мужиком…
О предстоящем визите немецкого спонсора Данилов узнал от Баклановой.
— В среду к нам приедет наш гуманитарий, — сказала начальница на утренней пятиминутке. — Глядите у меня, чтоб все были чистенькие и улыбчивые. Иностранная культура требует, чтобы все друг другу улыбались.
— Кто это? — шепотом спросил Данилов у Глухова.
Майор Бакланова услышала вопрос и ответила на него сама.
— Гражданин Германии по фамилии фон Гейкинг когда-то отбывал в нашем учреждении в качестве военнопленного, а теперь оказывает нам гуманитарную помощь. С ним обычно приезжает замначальника областного управления Ребятов и 2–3 корреспондента. К нам, в медчасть, они заглянут непременно. Вы, Владимир Александрович, кстати, немецким не владеете?
— Нет.
— Я разговариваю! — заявил Глухов. — Могу приветственную речь подготовить.
— Ее Максим Гаврилович скажет, — осадила Бакланова. — Ваше дело — наличествовать в белоснежном халате в чистом кабинете и улыбаться. Улыбаться! — ее взгляд остановился на Бяковском. — А не скалиться, как самурай, и не лыбиться, как баран на новые ворота…
«Тут ведь без тренировки не угодишь, — подумал Данилов. — Интересно, чем именно отличается скалящийся самурай от лыбящегося барана?»
— А что сразу я?! — привычно разворчался Бяковский. — Я послезавтра выходной, пусть Конончук вашему гуманитарию улыбается, я телевизору буду улыбаться дома. Или пусть Лидия Ивановна ему улыбается, если он, конечно, холостой…
— Ты, Сергеич, говори, да не заговаривайся! — цыкнула старшая сестра.
— Интересно, усыновить он никого не хочет? — Глухов мечтательно закатил глаза.
— Идите работать! — рявкнула Бакланова. — Устроили тут балаган!..
На этот раз «наш гуманитарий» устроил сюрприз: пожелал пройти обследование в медчасти колонии.
— Хочу сам попробовать вашу медицину, — сказал он опешившему начальнику колонии и уточнил: — Пройти полное обследование.
Максим Гаврилович перевел взгляд на замначальника управления. Тот поиграл бровями, давая понять, что отказать было бы невежливо и неуместно, может, и политически неправильно.
— Сейчас организуем! — пообещал начальник колонии.
Фон Гейкинг не раз бывал в медчасти колонии (он исправно заглядывал сюда в каждый свой приезд), но вряд ли представлял себе ее реальные возможности. Он явно идеализировал их, потому что, узнав об отсутствии в медчасти томографа, выразил лицом удивление, но вслух ничего вроде: «Verdammte Scheisse» — не произнес, сказались выдержка и культурный уровень.
План обследования фон Гейкинга, составленный на ходу майором Баклановой, включал в себя следующие пункты:
1. Общий анализ крови и мочи.
2. Рентгеновский снимок легких.
3. Снятие кардиограммы.
4. Консультация стоматолога.
5. Консультация терапевта.
6. Консультация хирурга и уролога.
7. Консультация невропатолога.
Поручив гостя заботам старшей медсестры, которой предстояло организовать сдачу анализов и рентгенографию, Бакланова бросилась инструктировать врачей.
В роли невропатолога пришлось выступить психиатру Черняевой.