— Жаль, — констатировал главный врач. — Но — дело ваше, Максим Артемович.
Последняя фраза прозвучала зловеще, почти как «Я не из тех людей, что разбрасываются своей дружбой и отдают ее тем, кто не ценит этого» в устах Дона Вито Корлеоне.
Утром следующего дня в патологоанатомическое отделение явилась комиссия в составе заместителя главного врача по медицинскому обслуживанию населения Машурникова, заместителя главного врача по медицинской части Канавы, заместителя главного врача по клинико-экспертной работе Кобзевой и главной медицинской сестры Бубликовой. Комиссии подобного блистательного состава приходят с единственной целью: опустить и растоптать. Для простых проверок вполне достаточно одного заместителя.
Увидев на пороге высокопоставленных гостей, Максим Артемович галантно выдохнул куда-то вбок, подальше от комиссии, но Машурников подергал ноздрями и спросил:
— Максим Артемович, вы что, пили сегодня спиртное? От вас алкоголем пахнет.
— Да-да, — дружно закивали остальные члены комиссии.
— Пил, — признал Максим Артемович. — Немножко. Одну стопочку для поднятия иммунитета.
— Он от этого только страдает, — назидательно заметил Машурников и прошел в секционный зал.
Заведующий патологоанатомическим отделением был добрым и не очень требовательным начальником, поэтому придраться к санитарному состоянию его владений не составляло никакого труда. За несколько минут комиссия добыла улики: шкурку от колбасы, пустую банку из-под сайры в собственном соку, три окурка, порванную резиновую перчатку, смятый бланк направления на патологоанатомическое вскрытие, выпавший из чьей-то истории, и аляповатую заколку для волос.
Закончив инспектировать патанатомию, комиссия составила акт о выявленных нарушениях (8 страниц печатного текста!), согласно которому главным врачом были приняты меры. Максим Артемович получил выговор и устный совет от главного врача пересмотреть свое поведение. Это уже было что-то, и Ирина Валентиновна сменила гнев на милость, причем выказала эту самую милость столь пылко, что Юрий Игоревич вознамерился подыскать нового патологоанатома взамен наглеца Ракитянского среди переселенцев из ближнего зарубежья и известил областное министерство о появлении потребности.
Об этом случайно узнал завхоз Ванька-встанька, услышавший из приемной телефонный разговор главного врача с начальником отдела кадрового обеспечения министерства. Адептов Его величества Зеленого Змия объединяет не только общность помыслов и интересов, но и взаимная поддержка. Ванька-встанька, никогда не выносивший из административного корпуса того, чего другим знать не положено, грубо пренебрег начальственно-корпоративной этикой, известив закадычного друга и верного собутыльника Максима Артемовича о том, что главный врач ищет ему замену.
— И хрен с ним! — сказал Максим Артемович, услышав новость. — Не пропаду! А Сухарик (у главного врача была чудесная фамилия — выкинешь одну букву, и вот тебе готовое прозвище) меня долго помнить будет! Устрою я ему беспокойство!
Максиму Артемовичу недавно исполнилось шестьдесят два года. С его скромными запросами он вполне мог прожить на пенсию, посвятив освободившееся время такому увлекательному занятию, как самогоноварение. У него имелся большой опыт и прекрасный самогонный аппарат, выдававший в час три литра готового продукта, что позволяло надеяться не только на удовлетворение собственных потребностей, но и на реализацию излишков. Самогон «от Артемыча» высоко ценился местными знатоками, что позволяло Максиму Артемовичу надеяться на солидную прибавку к пенсии.
На следующий день он пришел на работу трезвым как стеклышко, чисто выбритым и при галстуке. Таким его не видели уже лет пятнадцать, если не больше. Твердым шагом он вошел в приемную главного врача и спросил у секретаря Марии Андреевны:
— У себя?
— Подождите.
Мария Андреевна сняла телефонную трубку, чтобы доложить главному врачу, но Максим Артемович разрешения дожидаться не стал. Рванул на себя обитую дерматином дверь, вошел, кивнул, сел без приглашения и сообщил:
— С этой минуты я объявляю забастовку!
— Что? — удивляясь происходящему, Юрий Игоревич выронил свой чернильный «Паркер», которым подписывал приказы.
— Я! Объявляю! Забастовку! — нещадно артикулируя, произнес Максим Артемович, глядя прямо в глаза главного врача, и добавил: — Частичную!
Главный врач шумно втянул ноздрями воздух.
— Ни в одном глазу! — доложил Максим Артемович. — Со вчерашнего дня пью только чай и мерзкий кефир.
— Что значит объявляю забастовку? Что значит частичную?
— Частичную означает, что прижизненный материал, биопсии, я смотреть буду, а вот вскрытия делать не стану.
— Почему?
— Потому что мне не нравится ваше отношение ко мне. Наслали комиссию, дали выговор, ищете втихаря мне замену, а на вскрытиях я буду должен по-прежнему фальсифицировать заключения? Писать пневмонию вместо инфаркта, язвенную болезнь вместо опухоли желудка, и так далее? Не выйдет! Финита ля комедия!
Максим Артемович обнаглел настолько, что показал главному врачу кукиш, да не просто показал, еще и пошевелил большим пальцем, что придало грубой выходке откровенно глумливый характер.
— Знаете, что я вам скажу, Максим Артемович?! — рявкнул главный врач. — Идите работать или топайте в кадры за трудовой книжкой, и чтобы вашего чесночно-перегарного духу здесь и в помине не было! Допились до энцефалопатии, так нехрена место занимать!
— В кадры я с удовольствием! — Максим Артемович встал, демонстрируя готовность топать. — Только учтите, что молчать я больше не стану. Возьму журнал и, начиная с того, что помню, напишу, что было на самом деле, как меня всякий раз просили «спасти доброе имя больницы», все как было, а потом отправлю куда надо!
— И куда же?! — Главный врач склонил голову набок и прищурил левый глаз. — В Тверь?
— В Москву! — ответил возмутитель спокойствия. — В Тверь какой смысл отправлять, там у вас все схвачено. И не только в Министерство отправлю, но и в газеты, и на телевидение. Кто-нибудь заинтересуется. Так куда мне топать-то?
— Идите пока к себе в отделение, — ответил Юрий Игоревич.
— Но предупреждаю: вскрытия я делать не стану до тех пор, пока с меня не снимут выговор! — напомнил Максим Артемович и ушел.
Юрий Игоревич попал в пиковое положение. Отменить собственноручно подписанный выговор означало потерять лицо, уступив столь грубому шантажу. Оставить все, как есть, означало скорый скандал, из тех, пересидеть которые явно не удастся. Ракитянскому, безбашенному идиоту, давно пропившему свой ум, все как с гуся вода, тем более что он будет выставлять себя жертвой принуждения, а главному врачу придется плохо.
Велик был соблазн съездить домой за своим охотничьим карабином, затем подкараулить Ракитянского где-нибудь за пределами больницы и одним нажатием курка решить проблему. Нет такого преступления, на которое бы не пошел человек, ставший жертвой, чтобы избавиться от шантажиста. Потому-то шантаж считается не только грязным, но и весьма опасным занятием. Остановило Юрия Игоревича отсутствие опыта в подобных делах, неимоверно увеличивающее степень риска. Обращение за помощью к наемному исполнителю исключалось: это неминуемо привело бы к замене одного шантажа другим, более серьезным.