— Почему я должен обрабатывать хирургические раны?! — возмущался Тишин. — Открытая рана с кровотечением требует зашивания, то есть хирургического вмешательства, которое производится в операционной! Где она тут, а? Покажите мне ее!
— Речь идет не об операции, а о оказании первой помощи! Это обязанность приемного покоя! Вы за кровь особую надбавку получаете! Так что нехрен делать меня крайним! Обработайте, тогда возьму его в операционную.
— Нехрена считать мои надбавки! Если бы у нас был отдельный хирургический «приемник»…
— Но у нас его нет, так что вам придется отдуваться за всех!
На Данилова дискуссанты никакого внимания не обратили, точно так же, как на пациента. Когда тебе пытаются подкинуть чужую работенку, по сторонам смотреть некогда, сначала отбиться надо.
— А вам не придется?!
— Мне — нет! У меня, если хотите знать, некомплект операционных сестер!
— А у меня что, комплект!? Вы там в вашей травме совсем с ума посходили!
— Приглядите, пожалуйста, за мужем, — попросил Данилов женщину. — Мы буквально на минуту перенесем наш консилиум в соседнее помещение.
Он вывел, то есть вытолкал разом умолкнувших коллег в коридор и тихо, но внятно сделал им краткое внушение, смысл которого сводился к тому, что пациент совершенно не виноват в том, что попал в руки двух идиотов, по огромному недоразумению называемых врачами.
— Вам-то какое дело? — набычился Бутаков.
— Такое, — коротко ответил Данилов. — Сто двадцать четвертую статью напомнить?
(Уголовный кодекс РФ. Статья 124. Неоказание помощи больному
1. Неоказание помощи больному без уважительных причин лицом, обязанным ее оказывать в соответствии с законом или со специальным правилом, если это повлекло по неосторожности причинение средней тяжести вреда здоровью больного, — наказывается штрафом в размере от пятидесяти до ста минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного месяца, либо исправительными работами на срок до одного года, либо арестом на срок от двух до четырех месяцев.
2. То же деяние, если оно повлекло по неосторожности смерть больного либо причинение тяжкого вреда его здоровью, — наказывается лишением свободы на срок до трех лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до трех лет или без такового).
— Везите в операционную! — отводя взгляд в сторону, буркнул Бутаков и ушел.
— А вам надо знать, что неприлично отправлять больного в отделение в окровавленных штанах и с зияющей раной! — сказал Данилов Тишину. — Срезать штанину, полить перекисью и наложить повязку — это ж минутное дело!
— Такого много, а в сутках двадцать четыре часа! — огрызнулся Тишин.
— С людьми же работаем! — укоризненно напомнил Данилов.
Как известно, глупо и бесперспективно искать в темной комнате черную кошку, если ее там нет. Взывать к тому, чего не существует (в данном случае к совести Тишина) было глупо и бесперспективно.
Через час в ординаторскую к Данилову явился Бутаков. По глазам и немного виноватому выражению его лица было видно, что он пришел мириться. Мириться — так мириться. Данилов мигнул Тимошину, мол, надо нам наедине пообщаться, сходи, покури пока. Он усадил Бутакова на стул, сам сел напротив и приготовился слушать.
— Мужик-то нормальный, и рана у него небольшая, ничего страшного, — начал Бутаков, — но вот баба его как с цепи сорвалась. На меня наорала, Пал Яклича в коридоре поймала, на него тоже накричала, сейчас пошла в администрацию скандалить.
— Имеет право, — ответил Данилов. — В другой раз сначала рану зашьете, а потом будете считаться, кто что должен делать. И келейно, с глазу на глаз.
— Ну, замкнуло меня, — поморщился Бутаков, — бывает. Я на Тишина вообще плохо реагирую, терпеть его не могу.
— Ваше право, я его тоже не очень-то люблю, но разве человеку, который ногу порезал, есть дело до ваших взаимоотношений с Тишиным или с кем-то еще?
— Нет, конечно, — согласился Бутаков. — Слушай, а что мы все на «вы» да на «вы»? Может на «ты» перейдем?
— Давай на «ты». — Данилову было все равно.
— Нехорошо, конечно, вышло. Но я ведь не на пустом месте завелся, у меня были причины…
— Сергей Анатольевич, я не главный врач, чтобы решать, кто и что должен делать, и не батюшка, чтобы грехи отпускать. Мне можно ничего не объяснять, даже и не нужно.
— Дело в том, что она собирается писать в прокуратуру…
— Ее право.
— …и вопит, что у нее есть свидетель — ты. Понимаешь?
— Понимаю.
Бутаков подождал, не скажет ли Данилов еще чего-нибудь, но не дождался и встал.
— Ты уж не топи своих, — попросил он. — В одном же котле варимся. Сегодня — я, завтра — ты.
— Со мной ничего подобного произойти не может. — Данилову не нравилось, когда его пугали или хотя бы делали многозначительные намеки подобного рода. — У меня принципиально иное отношение к людям.
— Рад за тебя. — Лицо Бутакова не выражало никакой радости, скорее обиду. — Ладно, я пойду.
«Если бы не угроза жалобы, то ты бы и не пришел, — неприязненно подумал Данилов, глядя на оторвавшийся с одного конца хлястик бутаковского халата. — Ладно, пришел и пришел. А теперь надо чуток расслабиться, пока есть такая возможность».
Подремать не удалось.
— Владимир Александрович, к вам пришла Мартыничева, — доложил Тимошин. — В коридоре ждет.
— Мартыничева? — удивился Данилов.
Ею оказалась сегодняшняя знакомая: та самая, по выражению Бутакова, сорвавшаяся с цепи.
— У меня к вам серьезный разговор, доктор. Здесь можно или пройдем куда?
— Тут. К нам нельзя посторонним. Тогда уж давайте познакомимся. Я — Владимир Александрович.
— Тамара Семеновна, — назвалась женщина и замолчала.
— Говорите же, — поторопил ее Данилов, — а то меня в любой момент могут отвлечь.
— Я поблагодарить пришла. — На глаза женщины снова навернулись слезы. — Спасибо вам, Владимир Александрович, за помощь, а то эти сволочи грызлись бы там до тех пор, пока Сережа кровью не изошел…
«Сволочи», сказанное про коллег, неприятно царапнуло слух, но Данилов воздержался от замечаний, учитывая то, что пришлось пережить Тамаре Семеновне. Это должно быть очень ужасно, когда близкий человек нуждается в срочной помощи, а врачи не хотят ее оказывать. Данилов на секунду представил себя и Елену в подобной ситуации. Он бы на месте Мартыничевой не только бы выражался бы гораздо грубее, но и морды обоим бы набил.
— Я хотела спросить, вы вот сами как считаете — это нормально? Так должно быть?