Микроавтобус привел их прямиком в город Бубны. Делиться славой с местными коллегами не хотелось, поэтому к их помощи прибегать не стали, а решили проследить за микроавтобусом завтра утром и узнать, откуда будут забираться пирожки — уж не из местной ли больнички?
Увидев, как микроавтобус въезжает в ворота Бубненской участковой больницы, оперативники (на сей раз их было двое) удовлетворенно переглянулись и на всех парах помчались в контору докладывать своему руководству.
На согласования ушло два дня, после чего нелегальное кулинарное производство в Бубненской больнице приказало долго жить. Шеф-повар (вот оно — главное преимущество родственно-клановых связей!) взяла всю вину на себя, полностью обелив главного врача, которая якобы не ведала о том, что по ночам творится в больничном пищеблоке. В результате этого главный врач получила выговор, а не судимость, и сохранила за собой место. Уголовное дело, заведенное на шеф-повара по статье, предусматривающей ответственность за незаконное предпринимательство (кражу больничных продуктов доказать не удалось), вскоре закрыли то ли по причине недостатка улик, то ли из-за малого незаконного оборота, то ли еще почему.
Несмотря на то что согласно заключению экспертизы мясная и ливерная начинки в пирожках были самыми что ни на есть обычными, говяжьими, по Монакову прошел слух о том, что в ЦРБ подрабатывают продажей «всего, что отрежут» на мясо для пирожков. Слуху охотно поверили. А как же не поверить, когда столько говорится и пишется о торговле органами? Хорошее для пересадки продают, а что похуже идет в начинку. Не пропадать же добру.
Мужчина, которому травматологи ампутировали размозженную левую кисть, случайно попавшую в штамповочный станок, едва придя в себя после операции, устроил в реанимации скандал, требуя, чтобы ему принесли и отдали отрезанную конечность.
— Я не хочу, чтобы меня съели! — орал он. — Отдайте, сволочи, руку!
На выходе из наркоза бывает и не такое, поэтому Данилов, отчаявшись успокоить пациента при помощи слов, назначил успокаивающий укол. Пациент заснул, но, проснувшись, снова стал орать насчет руки. Затем он принялся предлагать деньги, начал со ста рублей, постепенно повышал цену, как на аукционе, дошел до полутора тысяч.
— Может я сбегаю в оперблок? — не то шутя, не то серьезно предложил Калымов, сидевший на посту и писавший что-то в блокнотик.
— Лучше сходите в лабораторию, — ответил Данилов, — а то они сегодня половину ответов не принесли.
Изобразив на лице «ну вот, я так и знал», Калымов ушел.
— Отдайте руку! — нудил пациент. — Вы же клятву давали.
— Там насчет отрезанных конечностей ничего не говорится, — заметил Данилов. — И руку вашу никто не съест, успокойтесь же вы, наконец. Биологический материал собирается и сжигается.
— А пепел можно будет получить? — не унимался пациент.
Данилов подумал и на всякий случай назначил ему консультацию психиатра.
На следующее утро дед, удачно вернувшийся с того света после перфорации язвы, оклемавшись за двое суток, устроил скандал, требуя, чтобы ему выдали его, как он выразился, «требуху». Мотив был тем же, что и в случае с рукой — не хочу, чтобы меня съели.
— И что вы станете с ней делать? — устало спросил Данилов, надеявшийся немного отдохнуть в ожидании смены.
— Зарою в огороде! — прошамкал беззубым ртом дед. — А где мои протезы?
— Под подушкой, — напомнил Данилов, удивляясь тому, насколько охотно люди верят в самые несуразные нелепицы. — То, что у вас вырезали, отправили на исследование.
— Зачем?
— Чтобы исключить онкологию…
Дед больше не возникал.
На утренней конференции заведующий хирургическим отделением пожаловался на то, что пациент, получивший после операции холецистэктомии на память коллекцию своих собственных камней, просто извел его вопросами о том, куда делся отрезанный желчный пузырь.
— Ну, ногу — я еще понимаю, но кому нужен желчный пузырь? На что он годится? Достали просто! Сегодня же повешу у входа в отделение объявление с выпиской из инструкции по утилизации биологических отходов! Пусть просвещаются!
— Не вздумайте, Александр Викторович! — одернула Елена Михайловна. — Вот после этого все как один поверят в то, что биоматериал идет на пирожки! Вы же знаете, как у нас все воспринимается — наоборот, шиворот-навыворот!
— Поговорят и перестанут, — сказал терапевт Заречный. — Не впервой!
— Вам-то что, — обернулся к нему Александр Викторович. — Вы же ничего не отрезаете…
— Не отрезаем, — согласился Заречный, — но на вопросы все равно отвечать приходится. «Доктор, а из чего сделаны тефтели?», «Доктор, что-то у котлеток сегодня какой-то странный вкус, сладковатый!». Я отвечаю: «Самый нормальный вкус, вкус хлеба и моркови…»
Все присутствовавшие на пятиминутке, включая и Елену Михайловну, рассмеялись.
— …а они не верят, гарнир съедят, а котлеты возвращают.
— Нехорошо это, когда еда пропадает, — заметила Елена Михайловна.
— Она не пропадает — у нашей буфетчицы две свинки растут. Им, крошечкам-хаврошечкам, все на пользу…
— Нет, вы видели?!
В зал ворвалась главная медсестра Бубликова. Раскрасневшаяся от гнева и мороза, в норковой шубе, накинутой на плечи, и со свернутым в трубочку листом бумаги в правой руке, она напоминала лихого конника времен Гражданской войны. Вот только было бы трудно найти скакуна, способного выдержать ее десятипудовый вес.
— Вот это висело у ворот! — Бубликова развернула лист и замерла, дав залу возможность прочесть написанное.
— «В отделении хирургии ежедневно с четырнадцати до семнадцати часов проводится продажа мяса и субпродуктов по низким ценам…» — прочитала вслух Елена Михайловна и ахнула. — Господи! Кто же это мог написать?
— В отделе кадров есть образцы почерка всех сотрудников! — сказала главная медсестра. — Я сейчас сама сяду сравнивать и обещаю, что тому, кто это написал, мало не покажется!
Экспертиза вряд ли что дала, потому что неизвестный злоумышленник (или — злоумышленница, а может, и злоумышленники) написали объявление печатными буквами и вдобавок пользовались не ручкой, а толстым красным маркером, что сильно затрудняло идентификацию.
— А охранник не видел, кто повесил объявление? — спросила Елена Михайловна.
— Говорит, что не видел. — Бубликова свернула объявление.
— Может, это он сам и написал? — предположила Елена Михайловна.
— Только не Паша, — покачала головой главная медсестра. — Я читала его рапорты, он в слове «еще» делает четыре ошибки, а «отделение» всегда пишет через «а». Это кто-то другой…
Сильно подозревали интернов. Елена Михайловна даже устроила им нечто вроде допроса, но расколоть не смогла, они делали круглые глаза и удивлялись тому, что их могли заподозрить в подобном поступке.