— Внутрь, — сказал Федор Филиппович. — Вон к тому цеху.
Таксист посмотрел на него, как на законченного идиота.
— Да вам вертолет нужен, — сказал он. — Или трактор! А я туда не поеду, даже не мечтайте. Сами видите, какая дорога.
— Нормальная дорога, — сказал Потапчук. — Для «Волги» в самый раз. Если вы в себе не уверены, я могу сесть за руль.
— Слушай, дед, — взорвался таксист, — а не пошел бы ты на…? Кто мне потом машину мыть будет — ты? Если ты такой крутой водитель, ехал бы сюда сам, на своей тачке. Не знаю, что у тебя за дела в этих руинах, да и знать не хочу, а только придется тебе туда пешочком чапать. По лужам, блин.
— Не придется, — сказал Федор Филиппович, демонстрируя таксисту свое служебное удостоверение.
Таксист тоскливо выматерился, включил первую передачу и осторожно свернул во двор промышленной зоны. Поскольку терять ему было нечего, он довез Федора Филипповича до самых ворот цеха и даже въехал вовнутрь, чтобы пассажир не мок под дождем.
— Подождать? — угрюмо спросил он, когда Потапчук открыл дверцу.
— Благодарю вас, не стоит, — вежливо отказался генерал и протянул ему крупную купюру. — Сдачи не надо.
Лицо таксиста заметно повеселело. Он распрощался с надеждой получить плату за проезд в ту самую минуту, как увидел удостоверение генерала ФСБ, и оставленные Потапчуком щедрые чаевые стали для него неожиданным сюрпризом.
— А, ну да, ну да, понимаю, — зачастил он. — Служебная тайна, и вообще…
Он кивнул вперед, где, почти незаметный среди щербатых бетонных колонн и массивных, занесенных многолетней пылью фундаментов, стоял забрызганный грязью белый «лендровер» с эмблемой МЧС на дверце.
— Ну, если будет нужда, обращайтесь, — сказал таксист. — Позвоните прямо в парк, спросите Пашу Криволыкова, мне передадут. Доставлю, куда скажете, в лучшем виде!
Он дал задний ход, лихо развернулся на площадке перед воротами и укатил, разбрызгивая колесами лужи. Пару раз машину занесло на скользкой глине, но она благополучно добралась до шоссе, несколько раз моргнула указателем левого поворота и скрылась из виду.
В заброшенном цеху стало тихо, и Федор Филиппович услышал, как размеренно тикает дождевая вода. Капли щелкали повсюду, то быстрее, то медленнее, сплетая затейливый звуковой узор. Генерал нащупал в кармане пиджака сигареты и неторопливо закурил, чувствуя себя непривычно толстым и неуклюжим из-за надетого под рубашку бронежилета.
«Лендровер» коротко моргнул фарами, привлекая к себе внимание, Федор Филиппович помахал рукой в ответ и двинулся к машине, стараясь не слишком откровенно глазеть по сторонам. Никакого волнения он не испытывал, потому что где-то здесь — скорее всего, наверху, под самой крышей — притаился Глеб Сиверов. Это был козырный туз генерала Потапчука, предусмотрительно припрятанный им в рукаве на случай необходимости. Пока Слепой сидел в засаде, контролируя обстановку, Федор Филиппович мог ни о чем не беспокоиться.
Честно говоря, такая мера предосторожности казалась генералу излишней. Становой наверняка отдавал себе отчет, что, отправляясь на встречу с таким подозрительным типом, как он, да еще в такое глухое место, как это, генерал ФСБ Потапчук наверняка надежно подстраховался — как минимум, сообщил кому-нибудь из своих подчиненных, куда и зачем едет. Если бы Становой хотел его убить, он вряд ли стал бы заранее ставить в известность всю федеральную службу.
Тем не менее, Сиверов почему-то настоял на бронежилете и засаде, а генерал Потапчук согласился…
Передняя дверь «лендровера» открылась, и Максим Становой ловко, совсем по-молодому выпрыгнул на неровный бетонный пол, в выбоинах которого поблескивали мелкие лужи. Федор Филиппович одернул на себе пиджак, заодно проверив, не потерялся ли микрофон-булавка. Это устройство ничего не весило, зато, помимо всего прочего, избавляло генерала от утомительной необходимости пересказывать Слепому содержание разговора со Становым.
Становой приблизился к нему, широко и упруго шагая через лужи, и протянул ладонь для рукопожатия. Федор Филиппович не собирался устраивать демонстрации, но все-таки выдержал небольшую паузу, прежде чем пожать протянутую руку. Делая это, генерал не испытал никаких чувств. Становой мог быть подлецом и убийцей, а мог и не быть; как бы то ни было, рукопожатие не имело к этому ни малейшего отношения. Федору Филипповичу не раз приходилось пожимать руки кровавым подонкам, и он никогда не переживал по этому поводу, вкладывая в рукопожатие его древний, изначальный смысл: вот моя правая рука, в ней нет оружия.
В данный момент нет, а дальше — как карта ляжет…
— Спасибо, что приехали, товарищ генерал, — с улыбкой сказал Становой и тоже закурил. — Извините, что назначил встречу в таком, мягко говоря, странном месте…
— Подозреваю, что у вас были для этого причины, — суховато ответил Потапчук. — Знаете, Максим Юрьевич, давайте опустим торжественную часть. Я не хочу вас обидеть, но у меня нет времени на дипломатические реверансы и разговоры о погоде.
— Жаль, — сказал Становой. — Ведь именно о погоде я и хотел с вами поговорить.
— Любопытно, — скрывая изумление, сказал генерал.
— Это действительно любопытно, уважаемый Федор Филиппович. Скажите, вы не обращали внимания на то, что с погодой в последнее время творятся странные вещи? Что-то много у нас стало природных катаклизмов, вы не находите?
— Гм, — сказал Федор Филиппович и невольно поднял глаза вверх, словно ожидая, что оттуда, из-под крыши, сию минуту свалится лишившийся чувств Глеб Сиверов.
— Меня удивляет, — продолжал Становой, — что на это до сих пор никто не обратил внимания. Я понимаю, что выгляжу в ваших глазах последним идиотом, но поверьте, Федор Филиппович, мне не к кому больше обратиться. Я не знаю, кто в этом замешан, я отовсюду жду предательства, а может быть, и пули. Конечно, люди меняются, но все-таки о вас у меня сохранились самые хорошие воспоминания. Вряд ли вы могли измениться настолько, чтобы оказаться втянутым в этот гнусный балаган, который творится у всех на глазах и которого никто не замечает. Кто угодно, только не вы!
— У вас очень образная речь, — сказал генерал. — Настолько образная, что я не в состоянии уловить ее смысл. О каком балагане вы говорите? При чем тут погода?
Становой перестал улыбаться и с несколько обиженным видом пожал плечами.
— Как хотите, — сказал он. — Если вам угодно скрывать свою осведомленность, пусть так и остается. Хотя я уверен, вы отлично понимаете, о чем идет речь.
— Не вполне.
— Лукавите, Федор Филиппович! Впрочем, как вам будет угодно. Могу объяснить на простом примере. Вы, конечно, помните, как вокруг Москвы горели торфяники? Так вот, представьте себе такую простенькую схемку: некто, имеющий непосредственный доступ к финансовым счетам МЧС, сначала поджигает торфянику а потом, пользуясь неразберихой, которую сам же и создает, спокойно прикарманивает выделенные на борьбу со стихийным бедствием средства. Москва в дыму, в министерстве по этому поводу творится настоящий содом, все сбиваются с ног, отчетность ведется как попало, а то и вовсе не ведется… Словом, потом, когда все утрясется, проверить, куда ушли деньги, не под силу. Или взять последний случай на Черноморском побережье Кавказа. Некто запруживает русло горного ручья, а потом спускает на побережье средних размеров селевой поток. Отличная возможность погреть руки, вы не находите? Молчите? Ну-ну. Должен вам сказать, я был удивлен и обрадован, когда узнал, что вы там были. Мне показалось, что вы твердо намерены покончить с этим безобразием.