Он бросился к Вазгену и расстегнул на нем китель.
— Куда тебя ранили? Ты можешь говорить? Нет, лучше не разговаривай. Сейчас, брат, ты только держись. Что ж ты наделал, дружище? Смуров, помоги! Кладите его на брезент. Берем все вместе, сразу, осторожно, вот так. Ты мне не вздумай умирать, я тебе этого никогда не прощу! Федя, иди сзади, поглядывай вокруг, на всякий случай. Ну, пошли, пошли, несите аккуратнее.
Вазгена уложили в кают-компании, санинструктор вспрыснул ему обезболивающее и аккуратно перевязал раны. Корабль снялся со швартовов, отвалил от острова и тронулся по фарватеру, указанному Вазгеном. Алексей сидел рядом с другом и со страхом сознавал, что тот его не видит. Лицо его было умиротворенным, глаза открыты, но смотрели мимо Алексея в никуда, присущий им горячий блеск пугающе тускнел и незримо втягивался в глубину.
— Вазген, ты слышишь меня? — пытался достучаться до него Алексей. — Куда же ты уходишь? Вернись, подумай обо мне, о Насте, ты нужен нам, ты не должен сдаваться, вернись, брат!
Он не слышит меня, или не хочет слышать, — с тоскливой беспомощностью обратился Алексей к Смурову. — Он не пытается бороться, мы не довезем его. Что делать, Смуров?
Он опустил голову и застыл, как человек, потерявший надежду.
— Товарищ командир, — возбужденно доложил Федя Лыков, — корабль противника слева сорок пять. Идет на сближение.
Алексей не шелохнулся.
— Алеша, кораблю нужен командир, — тихо сказал Смуров, — иди, я посижу с ним. Не отчаивайся раньше времени.
Алексей резко поднялся и вышел из каюты.
Смуров остался наедине с раненым. С минуту он неприязненно изучал лицо человека, которого никогда не любил и которому не желал добра. Ароян мог бы умереть сейчас, сам, без всякого вмешательства Смурова, избавить его от вины и ответственности, а мир — от своего раздражающего существования, сгинуть, навек исчезнуть, как будто и не было его никогда…
Смуров склонился к самому уху Вазгена и произнес с темной угрозой в голосе:
— Отдаешь концы, Ароян? Это ты здорово придумал, а главное — вовремя. У тебя очень красивая жена. Я тут как-то пообщался с Настей на днях, а в будущем рассчитываю познакомиться с ней поближе. Так что поторапливайся, муженек, не стой у меня на пути, чем раньше умрешь, тем лучше.
Вазген пребывал в волнах неугасимого света и погружался в него все глубже и глубже, все дальше отстранялся от суетности ненужной земной жизни. Имя жены, произнесенное родным, надежным голосом Алеши, не всколыхнуло в нем никаких чувств, не вызвало тревоги, не нарушило потока той чистой радости, которая властно уносила его прочь, но, когда другой, чуждый, опасный и ненавистный голос сказал: «Настя», что-то больно вонзилось ему в мозг, заставило напрячься, забеспокоиться и неимоверным усилием воли сосредоточить внимание.
Смуров видел, как пробудился и осмыслился взгляд его вечного врага, как заблистал в нем знакомый гневный огонь.
— Рано хоронишь меня, Смуров. Скоро я встану на ноги и сверну тебе шею, — сказал Вазген твердым голосом. — Убирайся отсюда, мерзавец, не то я сделаю это немедленно!
Смуров улыбнулся «дрянной улыбочкой», как охарактеризовал ее Захаров, и вышел вон.
Алексей стоял на мостике. Корабль вступил в открытый бой с двумя вражескими катерами. Первый — финский, осмелел, получив поддержку в виде итальянского торпедного катера «MAS». Всплески от падений снарядов окружали «морской охотник» со всех сторон. Перевес был на стороне противника, но не таков был командир Вересов, чтобы показывать врагу спину.
— След торпеды по левому борту! — закричал сигнальщик.
Едва успели отвернуть. Ответом послужил артиллерийский огонь из носового орудия. «Итальянец» задымился, сбавил ход и повернул в шхеры под прикрытие своих батарей.
— Твой друг пришел в себя, пошли к нему санитара, — сообщил Смуров, становясь рядом с командиром.
Алексей весь озарился радостью:
— Это правда? Он что-нибудь говорил?
— Да, сказал, что свернет мне шею.
— Значит, точно пришел в себя! Иди, иди, Кирилл, найди санитара, позаботьтесь о нем, пока мы разделаемся с финнами. Сюда идут два малых охотника. Не взяли «языка», так попробуем взять катер в «клещи»!
Он уже не услышал ответа Смурова среди грохота пушек и пулеметной стрекотни. Катер резко накренился и, описав дугу, стал заходить с кормы финскому судну, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Цель этого маневра финны поняли лишь тогда, когда показались несущиеся полным ходом к месту схватки «морские охотники». По вражескому катеру с трех сторон ударили крупнокалиберные пулеметы. Тот ожесточенно отстреливался, как загнанный в ловушку зверь. Один из подоспевших МО снарядами из кормового орудия пробил неприятельскую рубку. Через несколько минут побежденный катер застопорил моторы, и матросы, убедившись в бесполезности сопротивления, подняли руки.
Со сдавшегося судна сорвали вражеский флаг; пленных, среди которых оказались два офицера, поместили в кубрики советских катеров. Командиры, стоя на мостиках своих кораблей, отдали друг другу честь; «морские охотники» развернулись и понеслись к родным берегам, уводя за собой захваченный катер.
Алексей в сопровождении Смурова поспешил в кают-компанию. Вазген находился в полном сознании, хотя трудно дышал и мучился от заявившей о себе боли.
— Убери его отсюда, иначе я за себя не ручаюсь, — встретил он Алексея настойчивым требованием, одновременно пытаясь испепелить взглядом Смурова.
— Уйди, Кирилл, уйди, извини, видишь, он нервничает, — попросил Алексей.
Смуров беспрекословно подчинился.
— Ах, так он уже Кирилл? Алеша, ты кого на груди отогреваешь? Да знаешь ли ты, что он угрожал мне Настей?
— Как угрожал?! — воскликнул неприятно пораженный Алексей.
— Самым подлым образом. Сказал, что Настя ему нравится, а я только всем мешаю. Радовался, гад, что я умру.
Алексей казался разочарованным и тяжело задумался, однако совсем скоро лоб его разгладился, лицо посветлело, и он весело обратился к Вазгену:
— Что ж, это лишь доказывает, что тебе надо поскорее выздоравливать. О жене можешь позаботиться только ты один.
— А ты? Неужели ты бросишь ее в беде?
— У меня нет на нее никаких прав, — возразил Алексей. — Откуда мне знать, как она себя поведет, если рядом не окажется ее мужа.
— Алеша, ты говоришь о Насте!
— Она женщина, а женская душа для меня — потемки. Нет уж, уволь, сам разбирайся. Нечего сваливать на меня свои личные проблемы. Не сердись, брат, но в таких делах я тебе не помощник.
Вазген насупился, мнительно глядя на Алексея, что того вполне устраивало. Пусть обижается, думал он, пусть негодует, лишь бы не отключался так страшно, главное сейчас — его довезти, а восстановить доверие друга он всегда успеет.