«Сеть — река, кишащая рыбой, — возразил Игорек. — Твоя задача — правильно подобрать наживку. Остальное сделает клиника. Что-то тут есть, — обернулся от двери, — что-то такое, чего мы не понимаем, а, следовательно, — вздохнул, — не можем превратить в деньги. Думай, Кеша, думай! Слабо, — внимательно посмотрел на Егорова, — гипнотизировать через Интернет?»

Мягко и быстро, как опытный гардеробщик в дорогом ресторане, освободил электронного друга от пальто Егоров. Интернет — цифра. Деньги — цифра. Человеческая жизнь — цифра: сколько лет прожил, скольких детей родил, скольких жен бросил, сколько денег оставил на счету, скольких родственников указал в завещании. Миром правит Главная Цифра, то есть Господь Бог. В Него можно не верить, но Его нельзя обмануть. Его стиль управления прост, как правда: «хард» — это неизбежная смерть, «софт» — гипотетическая вечная жизнь. Но смерть, как некогда Ленин, всегда с нами. Точнее, при нас. А вечная жизнь, как коммунизм — там, за облаками, там-там-тарам-там-тарам… Можно, конечно, ласково посмотрел на оживающий исайкин экран Егоров, придумать какой-нибудь moneypaying и neverending лекарственно-медитативный курс для идиотов, гарантирующий долгую жизнь, допустим, лет до ста. Но ведь все это уже было, ты мне рассказывал. Егоров вспомнил недавнее путешествие по Интернету: два парня и девушка объявили себя Святой Троицей, а условно-досрочно выпущенный из тюрьмы «провидец», не возражавший, когда ученики называли его «Иисусом Христом», опять взялся воскрешать мертвых. А еще Егоров вспомнил незабвенного Ходжу Насреддина, обещавшего шаху научить ишака разговаривать за двадцать лет. Он мудро рассудил, что за это время кто-нибудь да помрет: шах, ишак, или он сам.

Да только кто в России позволит негосударственной структуре двадцать лет безнаказанно собирать деньги с граждан? Стало быть, только стремительное, как ураган, и юридически ненаказуемое мошенничество, то есть обман государства (не пойман — не вор) и Бога (не пойман — хуже, чем вор), было единственным способом выжать деньги из сетевых товарищей Егорова.

Но он был равнодушен к деньгам, а потому созерцателен в отношении мошенничества: не играл в казино, не отдавал деньги под большие проценты, но и не переживал за тех, кто обманывал и кого обманывали.

Проверяя электронную почту, Егоров мысленно согласился с Игорьком, что «что-то тут есть». Но это было совсем не то, что подразумевал Игорек.

Исайка знает, вдруг подумал Егоров, но он не может сказать прямо, он может только помочь мне понять. Сколько на это потребуется времени? Мы с ним, покосился на приветливо мигающего синим огоньком Исайку, существуем в разных временах. Он знает все и никуда не спешит, а я — только то, что знаю я, и еще, что он мне изволит сообщить.

И жизнь моя летит к концу,

как дым к небесному венцу…

Сами собой отправились в Сеть БТ не сказать, чтобы сильно нагруженные смыслом, скорее, так, лирические, точнее, пораженческие строчки.

На блоге Егорова появилась новая собеседница под «ником» София. Это, впрочем, никоим образом не являлось гарантией того, что София — женщина. Многие в Сети импровизировали со своей половой принадлежностью, что, по мнению Егорова, являлось одним из проявлений «ползучего» безумия, поразившего «сетевую» часть человечества.

— Привет, — написала семь минут назад Егорову эта неведомая София, — спасибо, что выпустил бабочку.

— Откуда ты знаешь про бабочку? — пальцы Егорова бежали по клавиатуре быстрее, чем мысли. Неужели это… ты, Исайка? — потрепал по крышке ноутбук.

— Тебе не нравится, когда кто-то знает то, что знаешь только ты, — отозвалась София.

— А кому это нравится? — поинтересовался Егоров.

— Это не имеет значения, — пришел ответ. — Тайна, как женщина, не хочет остаться старой девой. Она хочет замуж.

— Зачем? — поинтересовался Егоров.

— Чтобы рассказать о себе мужу.

— Или любовнику? — спросил Егоров.

— Если брак без любви, — ответила София.

— Ты замужем, София? — Егоров решил испытать ее на скорость мысли. — В твоем компе есть камера? Включи, я хочу тебя видеть.

— Сейчас я тороплюсь, потом, может быть. Пока!

— Не отвергай жениха! — взмолился Егоров. — Знаю, что не очень молод, — вдруг всплыли в голове, точнее в бегущих по клавиатуре пальцах, слова какой-то пошлейшей — из начала восьмидесятых — песни, — но еще могуч мой молот…

— Хорошо, — после недолгой паузы отозвалась София, — я пришла проконсультироваться по одному… никак не связанному с… молотом вопросу в «Наномед». Тебя не было в кабинете. Решила подождать в сквере. Мне показали окно твоего кабинета. Сказали, как откроется, значит, на месте. Но у меня не было времени ждать. Когда я выезжала со стоянки, увидела, что окно открылось, и вылетела бабочка.

— Ты можешь вернуться, я на месте.

— Спасибо, не могу.

— Когда ты приедешь?

— Ты слишком настойчив для… вдовца, — ответила София. — И слишком много думаешь о своем… молоте. Хотя он у тебя давно уже… электронный. Конец связи.

Некоторое время Егоров тупо смотрел в экран. Он проиграл состязание в скорости мысли. Внутри его мысли, как внутри гоночной машины, что-то взорвалось, машина врезалась в ограждение, гонщика унесли на носилках.

Исайка булькнул, и на дисплее возникло:

Одну беду смывай другой

Бедой или водой

Как знаешь

Без Туалета — без БТ

В толпе —

К судьбе —

В трубе растаешь.

Егоров позвонил в регистратуру. Никто про него не спрашивал. Охранник на стоянке сказал, что никто со стоянки не выезжал, а если ему, охраннику, кто-то не верит, то камера все пишет, пожалуйста, смотрите.

«Тайна — это бабочка, — подумал Егоров. — Она вылетела и одному Богу известно, куда она полетит, на какой цветок сядет. Но тайна не может быть бабочкой, потому что ее не существует»!

3

У нее было много имен. Одно из них — Аврелия. Помимо монастырской православной строгости, имя, как губка, вбирало в себя гладкость Лии, терпкость Лилии, основательность Делии, тревожную глубину Урании и пессимистическую (в духе библейских пророков Иисуса сына Сирахова и Экклезиаста) мудрость одноименного римского императора. Ей нравилось это имя, но еще больше нравилось другое, пока еще не вошедшее в реестр женских имен — Линия. Назвать себя Линией было все равно, что надеть на себя нечто, не существующее в мире готовых форм одежды, продлить собственную сущность в бесконечность — за горизонт (горящий зонт) бытия. Имя Линия было паровозом, к которому можно было прицепить вагон с материальными ценностями, да и революционно увести по невидимым рельсам из-под этого самого горящего зонта. Фонд помощи больным детям вполне мог называться «Линией жизни». Контора, переселяющая стариков из принадлежащих им квартир в дома престарелых и хосписы, но главным образом, естественно, на кладбища — «Линией добра» или «Линией заботы».