Он вышел во двор. Деваться было решительно некуда, мыслей никаких. Да еще и новость о предстоящем замужестве матери выбила из колеи. Не то чтобы он возражал – Васильич был той самой каменной стеной, за которой и ему самому прекрасно жилось последние шесть лет, – просто предстоящая свадьба мамы превратила его самого в маленького растерянного мальчика.
Не было желания садиться за руль, чтобы ехать неизвестно куда. Вадим постоял около машины, а потом решил пройтись.
Он брел то ли по памяти, то ли наугад. Дошел до своей школы, потом свернул в один двор, в другой. Здесь они в детстве подтягивались на турниках, здесь в первый раз попробовали закурить – их тогда обматерил за это какой-то пьяный дядька. Постепенно Вадим углубился во дворы, которые узнавать перестал, но все равно не останавливался. Шел и шел под мягко падающим снегом.
Неожиданно глаза выхватили знакомые очертания из темноты, Вадим подошел ближе. Старый «Линкольн», далеко выставив зад и уткнувшись носом в детскую площадку, спал, словно черный диковинный зверь. Вадим стал по привычке осматривать автомобиль. Сколы, ссадины, царапины – все как обычно. Машину не красили давным-давно. Он подошел сзади и обомлел: задняя правая фара оказалась разбита. Бросился к левому крылу – на нем красовалось несколько царапин и крошечная вмятина! Если не знать, что именно ищешь, заметить эти дефекты было бы невозможно. Не веря своим глазам, Вадим еще несколько раз обошел автомобиль. Все приметы, которые перечисляла Алла, в точности совпадали!
– Эй, мужик, – Вадим вздрогнул от громкого окрика, – ты чего там крутишься?!
Он поднял глаза и увидел в окне подъезда мужской силуэт. Разгоревшаяся от затяжки сигарета осветила круглое лицо и бычью шею.
– Смотрю, – крикнул он в ответ, – думаю купить что-то похожее!
– Езжай в Америку, – мужик самодовольно хмыкнул, – у нас хорошей тачки днем с огнем не найдешь.
– А эта не продается?
– Размечтался!
– И все-таки? Я могу хорошо заплатить!
– Щас, – мужик выплюнул в окно сигарету, – погоди, спущусь.
Через мгновение перед Вадимом стоял невысокий плотный мужчина, примерно его возраста, в летних штанах, ватнике и домашних тапках.
Пока он спускался, Вадим успел, хотя пальцы его безбожно дрожали, отыскать режим записи на телефоне и нажать кнопку.
– Сколько? – Вадим заговорил первым.
– За пол-ляма подумаю.
– Год какой? Девяносто седьмой?
– Девяносто второй. – Мужик любовно погладил машину.
– Тогда дорого.
– Как хочешь, братишка, – он пожал плечами и развернулся.
– Подожди! Аварий не было?
– Сам не видишь? – Он вытащил из кармана пачку сигарет и снова закурил.
– На левом крыле царапины какие-то свежие.
– Разглядел, – мужик с удовольствием выпустил в небо струю дыма, – прикинь, какая история! Ехал к подруге, ясное дело, под парами. Тут выскочила какая-то псина из подъезда соседнего дома и прям под колеса!
Вадим почувствовал, как руки его стали ледяными. Он уже слышал однажды эти слова – тот же голос, тот же гнусный смешок.
Этот гад даже не понял, что сбил ребенка! Был настолько пьян, что ему примерещилась собака.
– Плохая примета, – Вадим просипел, едва ворочая языком.
– Не боись! С тех пор, сколько езжу, нормально все!
– Я подумаю…
– Петух тоже думал, – он рассмеялся собственной недосказанной шутке: его смех начал булькать, захлебываться, пока не превратился в жуткий кашель.
Вадим от этого звука пошатнулся, все поплыло перед глазами. Нечеловеческим усилием воли он заставил себя не двигаться, не менять каменного выражения лица.
– Давно здесь живешь? – Как он ни старался, голос его дрожал. – Кажется, мы соседи.
– С рождения, – мужик, в последний раз затянувшись, выкинул окурок, – отец у меня участковым тут был. Пока не погиб при исполнении. Светлая память!
– Давно?
– Десять лет тому назад. Я тогда дурака, дубина, валял! Сколько крови батяне выпил. Раньше надо было думать! Глядишь, и батя остался бы жив.
– У меня тоже отец погиб…
– Мент? Может, наши вместе служили?
– Нет.
– Ладно, – мужик поежился, – не май месяц – на морозе в тапках стоять. Телефон запишешь?
– Запомню. Говори.
Он назвал одиннадцать цифр и добавил: «Славик». Вадим кивнул. Его шатало, словно он оказался на палубе океанского лайнера в дикий шторм, тошнота подступала все ближе.
Ватник уже давно скрылся в подъезде: промелькнул в окнах между первым-вторым этажом, потом третьим-четвертым и пропал. А Вадим все не мог сойти с места.
Потом, словно кто-то толкнул его, он побежал. Набирая и набирая скорость, пока не влетел в ворота своей школы.
Только тогда решился выключить диктофон и позвонить Алле.
Голос раздался в трубке моментально, словно она сидела и ждала его звонка.
– Алена, – Вадим едва шевелил языком, – дай телефон своего следователя.
– Сейчас пришлю. – Она по голосу поняла: что-то произошло, но не задала ни единого вопроса.
– Потом все объясню, – пробормотал Вадим, отключаясь.
Через несколько секунд он уже говорил с Иннокентием Семеновичем, задыхаясь от нервного напряжения и быстрой ходьбы.
Круглов был не обязан ему помогать, он в принципе мог не отвечать на ночные звонки, но так уж, в отличие от своего сына, этот человек был устроен: не умел оставаться в стороне.
Следователь выслушал Вадима – это имя, не будь оно связано с Аллой Немовой, ни о чем ему не говорило. И тут же назвал свой домашний адрес.
Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих.
Федор Достоевский
Вадим не перезвонил. Ни той ночью, ни через несколько дней. Алла сходила с ума от беспокойства, но решила, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах не станет искать встреч или разговоров с ним. На это у нее уже не осталось сил. Если Вадим еще раз появится в ее жизни только для того, чтобы снова исчезнуть, она сойдет с ума!
К счастью, было на кого переключиться. Был Алешенька, о каждом дне которого она узнавала от Максимки и от Лены. Он теперь тоже мог с ней поговорить – Алла купила и передала ему с подругой детский телефон, на котором было всего несколько кнопок. Но ребенок, хоть и отвечал на ее звонки, все больше молча сопел в трубку. Она слышала только односложное «да», «хорошо» и неизменный вопрос, от которого у Аллы начинало щипать глаза: «Когда ты придешь?»
Был еще адвокатский экзамен – она готовилась к нему с таким упорством, словно от результата зависела чья-то жизнь. Да так оно, по сути, и было: в случае успеха ей предстояло выступить в суде. На самый конец зимы было назначено слушание по делу Максимки, а потом и Степана.