Я вспотел от напряжения, да к тому же начало подергиваться левое веко.
Три согнутые полукругом проволоки торчали из ошейника. Таймер показал одиннадцать минут. Я поднес щипцы к участку провода между концами одной проволоки, но потом отвел руку. В горле совсем пересохло – достал из кармана флягу, которую подобрал в траве под холмом, открыл и сделал несколько глотков. Не поворачивая головы, закупорил флягу и положил ее на шкаф.
Таймер показал десять минут, и ошейник пискнул.
Ухватив щипцами провод между концами проволоки, я перекусил его.
Потом второй.
Третий.
Ничего не произошло – схема за счет проволочек не разомкнулась, и таймер продолжал щелкать.
Да уж, тупой наемник с юга не догадался бы до такой простой штуки.
Пот стекал по лбу, пальцы немного дрожали, но хоть веко больше не дергалось. А вот рана на боку пульсировала болью почти такой же сильной, как после падения с тепловоза.
Девять минут. Я щипцами согнул самый тонкий гвоздь и попытался просунуть его в крошечную скважину, но он оказался слишком толстым. Проволока, которую дал Амазин, чересчур мягкая, от нее пользы не будет…
Скрепки!
Найдя одну в ящике шкафа, я распрямил ее, кончик загнул крючком и вставил в скважину. Провернул. Вдавил глубже, повернул еще раз, потом в другую сторону. Наклонив, дернул – хруст, щелчок…
Восемь минут. А ведь мне еще надо успеть обратно – времени совсем не осталось. Я медленно развел концы ошейника, и торчащие из него проволочные дуги стали разгибаться. Еще немного, и проволока, кое–как прикрученная к проводкам, соскользнет с них… Затаив дыхание, я стал поднимать ошейник. Хорошо, что голова побрита налысо, волосы едва начали отрастать. Задняя часть ошейника скользнула по затылку, а верхняя проволока зацепила нос.
Семь минут. Пришлось чуть свести концы ошейника, вдавив его в щеки. Проволока согнулась сильнее и больше не цепляла нос, это позволило еще немного поднять ошейник. Еще на сантиметр. Еще… Наконец он закрыл мне глаза. Удерживая его на той же высоте, я присел, медленно выпрямляя руки, стараясь держать голову очень ровно – и громко выдохнул, когда, скользнув по бровям и лбу, ошейник оказался над моим теменем. Есть!
Холм дрогнул, с потолка посыпалась труха. Сквозь толщу земли и перекрытия в комнату проник едва слышный гул.
Что они там взорвали? Может, один из «тевтонцев» или даже броневиков взлетел на воздух?
Таймер показывал шесть минут.
Я схватил со шкафа проволоку, осторожно сведя вместе концы ошейника, обмотал его и положил на стол. Повесил карабин на плечо вместе с рюкзаком, куда засунул излучатель, схватил ошейник и бросился из комнаты.
Когда, сжав скобу фонаря зубами, я перепрыгивал с подоконника на лозу, то едва не соскользнул из–за лишнего веса на спине. Лоза затрещала. Высунувшись наружу, я расставил руки и уперся в края расселины. Наконец сумел выбраться – и побежал.
Писк звучал все настойчивее, он уже почти слился в один сплошной звук.
За холмом непрерывно стреляли, ревели двигатели, но я направился к той стороне, где было тихо и где меня ждал Сельга Инес. Ошейник пищал непрерывно, таймер показывал три минуты.
Вверху раздался рокот мотора. Перехватив скобу фонаря рукой, я на бегу поднял голову.
Там летел самолет, вернее… наверное, эту машину следовало называть авиеткой. Выкрашенные красной краской узкое брюхо и крылья, серый круг пропеллера впереди. Она летела совсем низко, едва не задевая верхушки деревьев. Качнулась, поворачивая, одно крыло опустилось, и стали видны три головы над открытой кабиной.
Несколько выстрелов прозвучали с той стороны холма, где раньше было тихо, – стреляли по авиетке. Она снова качнулась, направляясь к руслу высохшей реки и постепенно снижаясь.
Впереди возникло что–то темное, и я с разбегу налетел на него, едва успев отвести в сторону руку с ошейником, который прижимал к груди.
Бок словно кипятком ошпарило. Я упал, выпустив ошейник и фонарь. Сорвав с плеча карабин, встал на колени. Надо мной стоял, дергаясь и качаясь, покрытый зеленой коркой человек. Только на лице она еще оставалась мягкой, но глаз видно не было, вместо них шевелились, разъезжаясь и сходясь, влажные пласты. Он вытянул ко мне руки, похожие на замшелые бревна с шевелящимися обрубками ветвей на концах, глухо кашляя и подвывая – звук доносился не изо рта, а будто откуда–то из груди этого существа, которое уже перестало быть человеком.
Я вдавил спусковой крючок, и карабин клацнул – осечка. Чертово оружие! У них постоянно все ломается…
Существо наклонилось, я ударил его стволом, но оно легко вырвало карабин из моих рук и отшвырнуло в сторону. Я отшатнулся, когда на безглазом и безносом лице появилась трещина, расширилась, став мокрой темно–зеленой пастью, внутри которой вместо зубов шевелились слизистые отростки. Колено зацепило лежащий в траве фонарь.
Существо схватило меня за шею, и я, включив фонарь, ткнул раструбом в лицо противника, обжег его струей ацетиленового огня. Вдавил, отпихивая тварь от себя. Зашкворчало, как бывает, если вода попадет на раскаленную сковороду, в нос ударила кислая вонь, и вокруг вдавленного в плесень раструба начали вспухать зеленые пузыри.
Существо упало на колени, а я вскочил, выпустив фонарь. Достал из кармана раскладной нож, щелкнув лезвием, по рукоять воткнул его в шею твари.
Из глубины зеленого кокона донесся хрип. Подхватив из травы пронзительно звенящий ошейник, я бросился к ограде.
Таймер показывал, что осталась минута. Когда я подбежал к бетонным плитам, до взрыва было уже тридцать секунд. В дыру я не стал соваться – выглянул в щель между плитами.
Роста не было, Инес, два бойца и Амазин, стоя внизу, смотрели в мою сторону. Они знали, что время почти вышло – либо я сейчас появлюсь с излучателем в руках, либо операция провалилась. По эту сторону холма остались лишь сендер и мотоцикл с пустой коляской, другие машины переместились туда, где появились люди Ордена. Наверное, монахов было не так много, чтобы окружать холм, и они сосредоточили силы на одной стороне.
Таймер показывал двадцать секунд.
Пять из них я потратил на то, чтобы оглядеть окрестности. А потом заорал:
– Инес! Старшина!
Люди внизу подняли головы, и я прокричал:
– Снимите с меня эту штуку! Она звенит! Снимите!!!
И рванулся назад. Отбежав от ограды, повернулся, взглянул на таймер – пять секунд. Четыре, три, две…
Широко размахнувшись, я швырнул ошейник.
Я немного не рассчитал. Он едва не перелетел через ограду – тогда бы мой план не сработал, – но ударился о верхнюю часть бетонной плиты, отскочил и взорвался, не достигнув земли.
Вспышка, громкий хлопок. На плиту будто плеснули чем–то – там мгновенно возникло лоснящееся темное пятно.