— Я же не в голову целюсь! А любая другая рана для нас не смертельна; по идее, ты должен затянуть дырку в течение минуты, — укоризненно заметил Гармодий.
— У меня нет большого желания латать собственную печень; к тому же властительной Мельдане не понравится пальба в доме.
— Ох уж эта Мельдана! — зевнул Гармодий. — Сказать по совести, страшная язва. Если хочешь знать мое мнение, мы только зря потеряем время, мотаясь в Итанский Регистрат и обратно. Девчонка наверняка мертва и гниет потихоньку где-нибудь в общей могиле, а Шарлемань, возможно, и вовсе здесь не появлялся…
— Вот как? Готов поставить на это свой медальон? — Виндарий насмешливо позвенел висящей на шее цепочкой.
Гармодий красноречиво пожал плечами.
— Между прочим, ты в курсе, что поездка будет нашим экзаменом? Если дело выгорит, назад мы вернемся уже полноправными Властителями…
— Младшими Властителями, — поправил его Гармодий.
— А ты что же, хотел сразу вступить в круг Старших? — хохотнул Виндарий. — Клянусь Властью, я бы тоже не отказался!
— Черт возьми, за голову самого Шарлеманя — не такая уж большая награда!
— Шарлемань побоку, нам нужна девчонка.
— Неужели она стоит того, чтобы посылать за ней целый отряд эпигонов?
Виндарий тонко улыбнулся:
— Думаю, дело не в ней, а в нас. Согласно доктрине Властителей, эпигоны нуждаются в жесткой проверке сил; а право на ошибку у нас отбирают вместе с медальоном.
— Постой, что значит — отбирают право на ошибку? — нахмурился Гармодий. — Медальоны верности существуют для того, чтобы исключить предательство…
— Ну да, все так; только в нашем с тобой случае, старичок, предательством будет считаться невыполнение задания… Ты что, не знал?
Гармодий угрюмо покачал головой:
— Знал бы — изготовил подделку…
— Милашка Неверель так и поступил… Надеется выйти сухим из воды при любом раскладе. Боюсь только, в этот раз наш красавчик перехитрит самого себя!
— Ты донес Мельдане?
— Представь себе, нет! Мне и впрямь любопытно — неужели Властители не предусмотрели такой элементарной хитрости? Не может быть, чтобы…
Весь дом, от фундамента до чердака, пронизали вибрации. Спину промеж лопаток ожгло морозцем; заныли зубы, на сердце легла тяжесть. Виндарий поморщился.
— Тварь проснулась, — без всякой надобности сообщил Гармодий.
— Что ты говоришь… Интересно, как мы повезем ее морем? Неделя на корабле; да команда спятит и выбросится за борт в полном составе!
— Ну ухитрились же они доставить эту пакость сюда! Думаю, Властители как-то усыпляют ее на время пути, погружают в каталепсию, что-то вроде… Недаром они столько возились в подвале.
По лестнице зацокали каблучки. Селина, единственная девушка среди эпигонов, как всегда, выглядела прелестно. Каштановые, с медным отливом волосы густыми волнами ниспадали ей на плечи; чувственное и свежее лицо отличала безукоризненно гладкая кожа. Впрочем, коллеги относились к ее красоте настороженно: будучи достаточно искушенными, они понимали, что внешность Селины — это в первую очередь дополнительный инструмент Власти.
— Доброе утро, мальчики… Виндарий, ты зафрахтовал судно? Властительница ждет твоего доклада. — Голос Селины звенел, будто серебряный колокольчик.
— Будет, будет ей доклад, — проворчал молодой человек. — Ты-то чего встала в такую рань?
— Заменяю Гармодия, согласно приказу… — Девушка выдержала паузу и мило улыбнулась. — Сейчас его очередь спуститься в подвал.
Гармодий чертыхнулся.
— Властительная Мельдана просила поторопиться, — ангельским голоском добавила Селина.
Язвительная реплика готова была сорваться с губ эпигона, однако Гармодий пересилил себя и молча исчез в глубинах дома.
— Он такой милашка… — томно промурлыкала девушка. — Не находишь, Винни?
— Безусловно, — усмехнулся Виндарий. — Как, впрочем, и ты. Мы все необычайно милы, Селина; правда, каждый по-своему.
В подвале кое-что изменилось. Тварь по-прежнему пребывала в центре пентакля; зато в углу, на некрашеных козлах, теперь покоился новенький гроб — роскошный, крытый черным лаком, с бронзовыми ручками, похожий на дорогое пианино. Властитель Петроний, склонившись над столиком с химической посудой, отмерял из скляниц дозы препаратов. Лампа Тролле, самая мощная из имеющихся в доме, придавала и без того зловещей картине потусторонний оттенок. Густыми волнами наплывали запахи эфира и камфары; но даже они не могли забить до конца тяжелый, мускусно-земляной дух Твари.
— Она здорово усохла с тех пор, как я был здесь последний раз, — заметил Гармодий, не без внутренней дрожи созерцая пленницу пентакля.
Петроний поднял голову. Лицо его до самых глаз было замотано тряпкой.
— А, это ты… Сейчас поможешь мне с инъекциями. Готовься — надо будет прижать ее как следует.
Гармодий несколько раз глубоко вздохнул и сосредоточился. Властитель взял в руки шприц с двумя дополнительными кольцами для удобства удержания и кивнул помощнику:
— Завяжи чем-нибудь рот и нос на всякий случай.
Придерживая у лица тряпку, Гармодий явил Власть.
Тварь в пентакле распластало; Петроний, аккуратно перешагнув очерченную красным мелом границу, быстрым движением вонзил иглу.
Тварь судорожно дернулась, на пол посыпались мелкие сухие чешуйки. Запахи мускуса и свежевскопанной земли усилились, став почти невыносимыми. Глаза щипало. Эпигон чувствовал себя так, будто его воткнули головой в хорьковую нору — Тварь единственным доступным ей способом выражала протест. Властитель опорожнил шприц и отступил, внимательно следя за тем, чтобы не размазать линии пентакля.
— Держи покуда, не отпускай — пусть немного успокоится.
— Что вы ей дали, снотворное?
— Нет, питательный раствор и препараты, угнетающие двигательную активность. Свежей органики на корабле не будет, так что ее кровь на время путешествия должна превратиться в этакий загустевший бульон…
Снотворное введем перед самой отправкой и будем повторять инъекции по мере надобности прямо сквозь крышку гроба — я проделал в ней небольшое отверстие.
— Ловко придумано! — одобрил молодой человек. — Но как мы заявим сей груз на таможне?
— Как тело некоего итанца, завещавшего похоронить себя на родине. Подобное вполне вписывается в их религиозные догматы: бальзамирование и прочее в таком духе…
— Ну а если какой-нибудь не в меру ретивый регистратор решит заглянуть внутрь?
— Что ж, я ему не завидую! — ухмыльнулся Петроний.
* * *
В саду стояла тишина — такая, что слышно было, как падают с деревьев увядшие листья. Сквозь хитросплетение ветвей просвечивали стены усадьбы: потемневшие от времени, в лохмотьях растрескавшейся и частично облетевшей краски. Легкая голубоватая дымка неподвижно висела в воздухе. Ближе к закату она начнет сгущаться; и как только зайдет солнце, болотистую равнину покроет плотный, густой туман.