Но Гангрена бандита словно и не заметил, как и направленные на него стволы – прошел вдоль ряда бывших соратников, мертвых и еще живых, нагнулся и легко вскинул на плечо громадную дубинку, от одного вида которой хотелось побыстрее убежать к горизонту.
– Так идем, хозяин? – спросил здоровяк, возвращаясь к Макоте. Он по-дружески осклабился и вдруг пихнул атамана кулаком в грудь – казалось бы, несильно, но тот подался назад, едва не упав. – Ты, главное, командуй, а я делать буду. Со мной не пропадешь, тока командуй вовремя, сговорились, э?
Он повел широченными плечами, сверху вниз глядя на атамана. Все бандиты замерли, и даже Вышиба, прочувствовавший ситуацию, примолк и перестал бессмысленно скалиться. Макота мог сейчас запросто врубить светопилу и раскроить огромное тело напополам, от наглой тупой рожи и до паха…
Мог – но не стал.
Вместо этого он откинул голову назад и расхохотался, а после бросил Дерюге:
– От, учись, молодой, как с людя́ми надо! Ты глянь – оно с виду ну совсем же тупое, а сразу поняло, что к чему и почем, и кто тут старшой. Эй, малыш, тебя как звать?
– Гангреной кличут, – ответил Гангрена. – Так пойдем, что ли, Рюрика громить?
– Гангрена, значит… Ну что же, если говоришь, что и Пузырь там со своими, и объединились они как раз… Тогда миром у нас не выйдет, не пойдут эти двое со мной на мировую. Тогда, стало быть, и вправду громить их придется. Остальных токмо поприжать для острастки, а с этими разобраться раз и навсегда. Ну, лады! Кабан, Лопасть, Бирюза и ты, Гангрена – за мной. Вышиба, Дерюга – что делать, вы знаете. Возле логова Рюрика встретимся. Приступаем, хлопцы!
В путь вышли впятером – Назарий, Белорус с Тураном и меха-корповские агенты. Крючок сделал вялую попытку присоединиться к ним, хотя и не знал, куда они идут. Ему в несколько голосов велели лечить ребра и помочь Ставридесу с новой оболочкой для «Крафта», и он легко согласился.
Ковшня повел их прочь от центра города. Идти пришлось по старым улицам, где многие здания, как и дом Риты, были выстроены на древних фундаментах. На маленький отряд, возглавляемый Назарием, никто не глядел – у жителей умирающего города хватало проблем. Где-то в отдалении раздавался рев и визг снарядов, обстрел продолжался, и небо над Херсон-Градом было затянуто дымом.
Вскоре провожатый свернул в кривой проулок и остановился у небольшого здания-развалюхи. Огляделся и постучал: три быстрых удара, пауза, еще три. Из-за двери донеслись шаги, в щелях мелькнул свет, дребезжащий старческий голос спросил:
– Кого ночь принесла?
– Кого ждали, того и принесла, – проворчал Назарий. – Открывай, Кирюта!
Кирюта оказался дряхлым старикашкой – должно быть, из прежних сподвижников Назария и Августа – и кутался в просторный балахон с накинутым капюшоном. Когда он посторонился, впуская пришельцев, и поднял лампу повыше, Туран увидел под седыми патлами на лбу татуировку, но что там было изображено, не разобрал.
Они прошли через узкий коридорчик, заваленный всяким вонючим хламом; дальше была комната, где Кирюта ухватился за лежащий в углу фанерный лист, поверх которого валялось всякое тряпье. Потянул. Ничего у него не вышло – тогда старик отставил лампу и взялся за лист обеими руками. Север кивнул напарнику, тот помог, и вдвоем они оттянули фанеру в сторону. Под ней скрывалась широкая дыра.
– Нам туда, – пояснил Назарий.
Ковшня взял лампу Кирюты, у Севера нашелся фонарик. Туран заглянул в дыру – вниз уводили грубо вырезанные земляные ступени.
– Обо мне в старые времена говорили, что я знаю весь Херсон-Град сверху донизу, – пробормотал Назарий, спускаясь в подземелье. – Донизу!
Узкий лаз вел на глубину примерно в два человеческих роста, дальше шла тесная галерея. Стены казались гладкими, зализанными и отсвечивали красным – Туран быстро понял, что это глина. Проход был низковат, и рослому Назарию приходилось горбиться. Конца галереи видно не было, свет лампы и фонарика терялся в темноте. Иногда лаз проходил через стены, в древней кирпичной кладке были прорублены дыры. Попадались сырые подвалы с плесенью на стенах. Все было давным-давно брошено, подземельями никто не пользовался. А плесени было много – и в конце концов Белорус сказал, что слишком уж это похоже на некроз.
– Под землю некроз не проникает, – возразил Назарий, – тихо здесь, спокойно. А плесень эта – самая обычная.
Галерея опускалась все ниже. Стали попадаться ответвления, перекрестки, кое-где потолок был укреплен стояками и перекладинами. Чувствовалось, что эта часть обитаема. Свод был закопчен – здесь частенько ходили с факелами.
Ковшня уверенно выбирал направление, сворачивал, и вскоре стало понятно, что без проводника отсюда не выбраться. Назарий приободрился, плечи распрямились, говорил он теперь громче, увереннее. Несколько раз пояснял, что они уже достигли такого-то и такого-то места в Херсон-Граде, прошли центр, и башня управителя осталась позади. Старик напоминал фермера, который с удовольствием показывает гостям, как все устроено в его хозяйстве.
Шагали они вроде и недолго, но Турану уже начало казаться, что он под землей целую вечность, а Белорус стал жаловаться, что ему душно.
– Думал, хуже, чем в небе летать, не бывает. Не-е-ет, поднимите Тима Белоруса к облакам, и ему легче станет, чем в этом подземелье затхлом. Воздуха здесь мало, что ли?
– Шагай, человече, не робей, – бросил через плечо Назарий. – Это с непривычки так кажется, на самом деле воздух здесь имеется в избытке, всем дышать хватает… всем, кто живым сюда попал.
– Живым? Это ты о чем, дед?
– А мертвяков под землей всегда больше, нежели живых. Только им воздух не требуется. Ну вот, пришли.
Галерея сделалась шире и выше, стены были выложены обожженными кирпичами, и впереди Туран увидел арку. Высокую, из тесаного камня. Из нее лился яркий свет. Назарий шагнул в арку, и его силуэт будто растворился в ясном желтом сиянии. Остальные прошли за стариком и оказались в зале с высоким сводом. Несколько больших ламп освещали подземелье.
Стены были аккуратно выбелены и покрыты фресками – распятый мутант наподобие тех, что любят изображать монахи Ордена Чистоты, только здесь он не выглядел отталкивающим злобным чудищем, взгляд его, устремленный ввысь, был наполнен печалью. В центре зала стояли трое в просторных балахонах. С украшенным фресками залом гармонировали бы чистые белые одежды, но у них накидки были перемазаны грязью, красной глиной, запятнаны плесенью и прилипшими клоками паутины. Хотя это, наверное, неудивительно для того, кто проводит жизнь под землей.
Двое из встречающих были людьми, а третий наверняка мутант: необычно длинные руки с широкими ладонями, горб, цепочка наростов, пересекающих лоб, уходящих от переносицы через темя к позвоночнику. Шишка, расположенная между здоровенных надбровных дуг, была украшена татуировкой. Такую же – широко раскрытый глаз – имели и двое людей.