Итак, разрешите мне закончить, вы, олухи и идиоты, упрямцы и скептики, друзья, студенты, родственники, коллеги, и все прочие незнакомцы, убогие и проклятые, вы все со своими миллионами разных отпечатков пальцев и лиц, разрешите мне, мои друзья млекопитающие, закончить стихотворением Рильке, которое называется «Архаический торс Аполлона». Возможно, моя исповедь, рассказанная здесь без изъятий, правдиво и точно, по крайней мере прольет новый свет на гениальные строки Рильке, особенно на его увещевание в финальной строке, которое является вовсе не выспренным сантиментом, как то нам казалось ранее. Так что давайте еще раз вслушаемся в эти строки — вы и я:
Его чело останется для нас
неведомым навек. Но нашим взорам
явился торс — подсвечником, в котором
огонь и трепет негасимых глаз
завинчены вовнутрь. Иначе ты
не льнул бы, ослепленный, к ясной плоти
его груди и бедер в развороте,
где пряталась улыбка наготы.
Иначе этот камень был бы мал,
прозрачных плеч своих не удержал,
не вспыхнул бы звериной шерсти ворсом
и не сиял из каждого излома
звездой во мрак. — Ты узнан этим торсом,
он зряч. — Живи отныне по-другому [10]