В этом он, впрочем, так и не преуспел, потому что внезапно вымелькнувший из дверного проёма тёмно-красный луч пронзил и вскрыл его приземистое тело-цилиндр как консервную банку. Металл по границе разреза тут же вскипел, вспух безобразным багровым рубцом, дохнув в сторону военврача яростным жаром. Смертельно раненный робот судорожным движением угрожающе развернулся к дверям на одной гусенице, пытаясь зафиксировать нового противника. Внутри его корпуса что-то взорвалось с лёгким хлопком, выбросив через вентиляционные щели клубы чёрного вонючего дыма, удушливо потянуло горелой изоляцией.
Второй примитив истерично бился на полу, упираясь манипуляторами и пытаясь встать. При этом он непрерывно палил из своей пневматики; свинцовые шары энергично рикошетили от потолка, и Володя инстинктивно прикрылся рукой, чтобы не схлопотать в лоб. Поэтому он не увидел трагической кончины второго биомеханизма, который добили в упор ещё одним выстрелом.
— И кто тут у нас, спрашивается? — раздался весёлый голос с хрипотцой. — Мама родная — военный! Что, военный, вляпался?
Володя убрал руку от шлема.
Перед ним стоял высокий и массивный человек в таком же драном и битом, как у Бандикута, скафандре, поверх которого был накинут коричневый плащ. Совершенно лысый, череп покрыт старыми шрамами, лицо широкое и мосластое, как у типичного братка прошлого века. Довольная ухмылка от уха до уха, словно беспомощный военврач стал для него приятным сюрпризом. Но особое внимание Рождественского привлекло лёгкое красноватое свечение вокруг правой ладони незнакомца. Тот, перехватив Володин взгляд, с досадливым видом стряхнул свечение с руки, словно грязь, и крикнул, не поворачивая головы:
— Где ты там, Карапет? Тут ещё живой мужик валяется. Из-за Барьера, между прочим! Хочешь потрогать?
— Иду, иду, — сварливо отозвались из-за стены.
Володя завозился, пытаясь сгруппироваться, но лысый предостерегающе направил на него палец:
— Не дёргайся, военный. Очень не советую. И пистолет не трожь. А то живьём зажарю.
Поскольку никакого оружия в руках у незнакомца не было, военврач сообразил, что перед ним — энергик, представитель самого распространённого типа сталкеров, обладающих способностью управлять энергией. Он действительно запросто мог поджарить Володю, направив на него тепловой или электрический удар при помощи собственных имплантов, оплавившихся в момент Катастрофы. Поэтому Рождественский предпочёл не испытывать судьбу, которая и так была в последнее время чересчур благосклонна к нему.
Прихрамывая, в дверном проёме показался второй сталкер. Этот был совсем не боевого вида: пузатый, пожилой, с жёсткой чёрной щетиной на носатом и щекастом смуглом лице. Через защитные очки на мир смотрели его унылые, словно у крупной собаки, карие глаза. Одет пузан был в какую-то стёганую фуфайку, обшитую пластинами металла; на тыльной стороне запястья правой руки у него был прикреплен армган.
— Зачем кричал, Бордер? — всё так же сварливо спросил он. — Валяется человек — и пусть себе валяется, да? Или сам убить не можешь?
— Убить успеем, — возразил Бордер. — Сначала поговорить бы надо. Не так часто к нам из-за Барьера гости приходят. Военный, лейтенант… Медик, правда, ну да это фигня, мало ли что можно на скафандр налепить. — Он оттолкнул ногой безмолвный, истекающий струями чёрного дыма биомеханизм, который отъехал на гусеницах к стеллажу и тихо стукнулся об него.
— Я действительно медик, — проговорил Володя, не ожидая, впрочем, от этого особенной пользы.
— Сейчас проверим. — Карапет подошёл к нему поближе, воняя застарелым потом, присел на корточки, заглянул в глаза и потребовал тоном доцента-экзаменатора: — Расскажи-ка мне… э-э… ну, к примеру, о методах диагностики цирроза печени.
Володя на миг закрыл глаза, поразившись неуместности и неожиданности вопроса. Но отвечать следовало поскорее, и в мозгу привычно пришли в движение невидимые колесики, потащившие за невидимые нити из тёмных закоулков страницы давно прочитанных учебников.
— Значит, так… — забормотал Рождественский. — Начальным этапом диагностики при первом обращении больного к врачу является… является уточнение жалоб пациента и общий осмотр больного. Благодаря высокой компенсаторной возможности клеток печени развитие цирроза может долгое время оставаться бессимптомным. Однако большинство больных циррозом жалуются на общее недомогание, слабость, потерю аппетита, снижение веса, кожный зуд, боли в суставах, выпадение лобковых волос, снижение либидо, нарушение менструального цикла…
— Лобковых волос, надо же, — хмыкнул Бордер.
— Дальше, дальше, — ласково произнёс толстяк, снимая с Володи пистолет. От него ощутимо пахло потом и чесноком. Откуда у них в Академзоне чеснок? — Какие ещё симптомы?
— Н-ну… Часто присутствуют нарушения работы желудочно-кишечного тракта: тошнота, рвота, диарея, обесцвечивание каловых масс, непереносимость жирной пищи и алкоголя. Нередко у больных циррозом отмечается повышение температуры тела. Боли в правом подреберье являются классическим симптомом цирроза печени… — Володя замялся, но тут же вспомнил: — Как правило, боли тупые, ноющие. Появление болей связано… связано с растяжением капсулы печени, хорошо иннервированной блуждающим нервом. Увеличение размеров печени устанавливают при общем осмотре больного. Далее…
— Хватит, — махнул рукой Карапет и поднялся. Повернувшись к своему спутнику, уверенно сказал: — Бордер, он в самом деле врач.
— Тогда он нам действительно не нужен, — незамедлительно решил лысый Бордер.
Толстяк поднял исцарапанный армган.
Володя понял, что теперь ему уж точно крышка. Не было смысла даже бросаться на Карапета, потому что лысый энергик тут же испепелит его мощным зарядом. Поэтому военврач обреченно смотрел на внушительный нос смуглого толстяка с большой бородавкой на кончике, а в голове вертелся совершенно неуместный — или, наоборот, вполне своевременный — анекдот про нелепую смерть, которая пришла к мужику в клоунском наряде.
— Ну чего, я стреляю, да? — уточнил на всякий случай Карапет.
— Не, станцуй лучше, — раздражённым тоном отозвался Бордер. — Птичку-польку. Не нужен он нам, Карапет. Понял? Не ну-жен.
Карапет флегматично пожал плечами и прицелился в голову военврача.
Бандикут метался по разгромленному логовищу и отчаянно матерился.
— Ах ты, сука, доктор врач! — вопил он. — Молокосос хренов, тварь недоделанная! Чтоб у тебя перец отсох и яйца отвалились!…
В бессильной ненависти он то и дело пинал лежавшую в куче мусора металлическую раму, неизменно ушибал ногу, что удваивало поток проклятий, но тут же забывал об этом и продолжал суетливо бегать по пещёре, пока рама снова не подворачивалась ему под ноги. Особенно огорчили маленького сталкера сломанная дверь и уничтоженная «репка». А когда он обнаружил разорённый пищевой склад, то сокрушённо обхватил руками голову, сел на матрас и принялся качаться взад-вперёд, бормоча: