ОНА: Все это к вашим услугам.
ОН: Все это к услугам Билли.
ОНА: Ну, это само собой.
ОН: Что вы имеете в виду, говоря, что он вас обожает? В чем это проявляется?
ОНА: Приезжая в Техас, он хочет увидеть, где я играла ребенком. Посидеть на подвесных качелях, куда меня сажала моя няня, и на перекидной доске, на одном конце которой сидела она, а на другом — я, в возрасте четырех лет. Он просит меня отвезти его в мою школу, Кинкейд, чтобы увидеть, где именно мы в третьем классе сбивали масло, а в четвертом делали опыты с чашкой Петри. Мы с ним идем в библиотеку, потому что я была членом Библиотечного клуба — кружка, куда принимали одних только лучших учеников, а подходя к окну, он любуется зеленью школьных лужаек с видом поэта-романтика, в восторге созерцающего радугу. Он непременно захотел увидеть стадион, где я, ученица четвертого класса, должна была на школьном празднике — «День под открытым небом» — участвовать в соревнованиях по бегу на ходулях, но все вокруг было украшено пурпурными и золотыми флагами и так напоминало какое-то средневековое ристалище, что от волнения я грохнулась носом вниз в десяти футах от старта, хотя бегала здорово и имела хорошие виды на победу. Ему непременно хотелось, чтобы мы сели в машину около нашего дома в Ривер-Оукс и точь-в-точь повторили маршрут, которым меня когда-то возили в школу, и он увидел бы все лужайки, деревья, кусты и дома, мелькающие на протяжении пяти миль — пути, по которому наш шофер вез меня до Кинкейда. Гостя в Хьюстоне, он всегда делает утреннюю разминку на тех дорожках, по которым в пятнадцать лет бегала я. Перечислять можно до бесконечности. Все стороны моего «я» притягивают его магнитом. Когда мне снится, что я занимаюсь сексом, — а эти сны видит каждый, неважно, мужчина ты или женщина, — он ревнует меня к этим снам. Когда я в ванной — к ванной. Ревнует меня к зубной щетке. К берету. К белью. Какие-то предметы моего белья всегда засунуты в карманы его брюк. Наталкиваюсь на них, когда собираюсь отдать брюки в чистку. Рассказывать дальше или достаточно?
ОН: Так, значит, это обожание — любовь не только к вам, но и ко всей вашей жизни?
ОНА: Да, моя биография для него что-то волшебное. И все, что он говорит мне, — сплошной гимн любви. Одеваясь и раздеваясь, я всегда чувствую себя за стеклом, к которому он приник с другой стороны.
ОН: Линии тела завораживают не меньше, чем качели.
ОНА: Когда свет в спальне падает на меня сзади, он поет бесконечные гимны линиям силуэта. А когда я в одних трусиках варю утром кофе на кухне и он подходит ко мне со спины, чтобы подержаться за груди и ласково прикусить мочку уха, то всегда декламирует Китса: «Есть вздох для „да“ и вздох для „нет“ / И еще один: „Это невыносимо“. / Что же делать — остаться? бежать от них? / О нет, раздели это сладкое яблоко на двоих».
ОН: Если Билли может цитировать по памяти любовную лирику Китса, это, конечно, делает его редчайшим представителем своего поколения.
ОНА: Да. Он таков и есть. Цитирует Китса страницами.
Он: А его письма цитирует? Не знакомил со строчками из последнего письма Китса? Тот написал его, когда был на пять лет моложе вас и очень тяжело болен. А всего через несколько месяцев скончался. «Все время чувствую, что моя настоящая жизнь прошла, — писал он. — И сейчас длится посмертное существование».
ОНА: Я незнакома с его письмами. А что касается посмертного существования, мне этого еще не понять.
ОН: Скажите, а где жена берет силы, чтобы выдерживать такое мужнино обожание?
ОНА (с мягким смехом): О, я умею с этим справляться.
ОН: Вас окружает сексуальное внимание. И все-таки вы подавлены и беспокойны.
ОНА: Наша жизнь полна сексом. Но часто для одного из партнеров секс не так увлекателен, как для другого. Хотя вначале бывает иначе.
ОН: Да, помню.
ОНА: Когда у вас была последняя связь с женщиной?
ОН: Когда вы были дебютанткой.
ОНА: Но ведь трудно так долго жить без романа! Неужели все это время у вас вообще не было секса?
ОН: Не было.
ОНА: Вам было трудно с этим справляться?
ОН: На каком-то этапе все трудно.
ОНА: Но это трудно особенно.
(Их голоса звучат теперь совсем слабо, едва различимые в шуме машин, проезжающих за окном.)
ОН: Да, это было в разряде особенно трудного.
ОНА: Но почему? Я знаю, что вы живете в глуши, почти в вакууме, но должны ж быть… вы говорили, неподалеку есть колледж. Я знаю, сколько вам лет, но там, безусловно, есть девушки, которые читали ваши книги и были бы рады откликнуться. Так почему? Почему вы решили отказаться не только от жизни в городе, но и от этого?
ОН: Не я отказывался от этого. Это отказалось от меня.
ОНА: Не понимаю.
ОН: И не поймете.
ОНА: Да, не пойму, если вы не расскажете. Может быть, передумаете и не откажетесь еще и от разговоров?
ОН: Продумываю этот вариант. И поэтому все еще с вами.
ОНА: Что ж… мне лестно. А если и в самом деле вы столько времени прожили в одиночестве, то особенно лестно.
ОН: Джейми. Джейми Логан. Джейми Хэлли Логан. Вы владеете языками, Джейми?
ОНА: Посредственно.
ОН: Но по-английски говорите хорошо. Мне нравится ваш техасский акцент.
ОНА (со смехом): Приехав в Гарвард, я немало потрудилась, чтобы избавиться от техасского акцента.
ОН: Правда?
ОНА: Да. Я старалась.
ОН: Мне кажется, естественнее было бы его обыгрывать.
ОНА: Нет, это было сродни желанию никому не рассказывать о своем дебютантстве. Сродни желанию молчать о членстве в загородном клубе, который посещают оба Джорджа Буша.
ОН: Но он все же чувствуется.
ОНА: А я прикладываю усилия, чтобы этого не было. Пользуюсь им только в шутку. Приехав в Гарвард, я говорила «привеет», но быстро от этого отучилась.
ОН: Жаль.
ОНА: Но ведь я никого не знала, мне было всего восемнадцать. Я вошла в холл Уигглсуорта, все ко мне повернулись, и когда я сказала: «Всеем привеет», они сочли меня жуткой провинциалкой. Больше я уже никогда так не говорила. На фоне основной массы тамошних первокурсниц я была очень наивной. На фоне тех, кто окончил подготовительные школы Манхэттена, действительно была провинциалкой. И очень пугалась. Если теперь акцент проскальзывает, это связано с тем, что я вся на нервах. Возможно, сегодня он слышен отчетливее. Когда я нервничаю, он всплывает на поверхность.
ОН: Вы ловите все оттенки. И всему находите объяснение.
ОНА: Я знаю себя. Неплохо. Так мне кажется.
ОН: Это три утверждения. Я знаю себя. Неплохо. Так мне кажется.
ОНА: А знаете, кто пользуется этим методом? Конрад.