— Не, он виолиниста, скрипач, в кафани играл. У него великий издатак, счет, по-вашему… Миша, ускоро пойдем на реку, дайте нам коли пиштоль, лес таки, а со мной многие жена и деца.
Гоблин подвел Марко к прицепу.
— Дам, Марко, как же не дать, вы теперь наши… Бери вот эти, с ними весь лес под вами будет, — Мишка передал ему два мосинских «колчака» и одну помпу.
— Ну и тебе лично, подарок.
Старшина бережно принял из рук Сомова кобуру с «наганом», погладил рифленую рукоять, твердую кожу кобуры. Вздохнул.
Глаза серба светились новыми надеждами.
Прокладка дальнейшего маршрута сложностей не представляла, все очевидцы по нашей просьбе рисовали кроки и схемы, затем множество ориентиров и примет сводилось в единую карту-схему.
На сербской «локалке» мы даже не останавливались: нет смысла, проехали мимо. Тут подчистили все, до крупинки, сербы, как сказал нам Бранко, сюда приходили еще раз, подбирали остатки.
Поехали к месту дислокации бывшего чешского монокластера.
Плохое место выбрали Смотрящие для чехов, схалтурили, гады. Парадоксально звучит: красивое, но плохое. Хоть и перелески рядом, а все на виду, со степи сразу весь растянутый хутор как на ладони, не спрячешься. Длинный язык невысокого смешанного леса подходит к хутору с запада — как подложка позади растянутой группы домиков. Вдоль линии бревенчатых хижин протекает речка, вода чистая, серебристая рыбка стайками мелькает в медленном темном потоке. Лягушки прыгают. Нет, ну действительно красиво, увидь я такое в другом мире и в другие времена. Открытку можно делать.
А здесь…
Страшное арабы сотворили с чешским анклавом. Возле первичной сербской базы все чисто вокруг — те сразу увели людей. А на этом «хуторе» — россыпью белеют человеческие кости, черепа — обглоданные, растасканные зверьем. Никто не хоронил трупы, их даже не стащили в одно место. Ну хоть захоронить-то могли! Как же так, нелюди?
Мы бродили по разгромленному арабами поселку и молча запоминали, копили ярость.
— Знаешь что, — неожиданно сказал Гоблин, когда я подошел к нему. — Именно здесь замку надо будет поставить самый дальний форпост Междуречья, хорошую такую мощную базу с ангарами, складами. А где-то там, в районе словаков, провести границу, четкую, заметную, дальше которой ни одна падла и шагу ступить не сможет. Пусть издалека видят, псы. И вышки двадцатиметровые с ДШК видят, и разъездные патрули наших новых казачков, и сожженные остовы квадров басурманских — мы им таких напоминалок оставим. А я бы еще и кольев с бошками арабскими в землю навтыкал по всей границе, через интервал. Жаль, Сотников не одобрит.
— Бошки — точно не одобрит, а по форпосту… Ну может, и есть стратегический смысл. Не хрен прятаться, пусть знают мощь российских порядков. Если нормально укрепиться, поставить пулеметы да пару минометов, РЛС, сигналки, ночники и мехпарк держать приличный, то круто будет, такую заставу не сковырнешь. Ладно, чего там… Поехали дальше, к словакам.
И поехали. Крепкий, жилистый Бранко Бранкович едет в Мишкином прицепе. Поначалу он сидел на пассажирском сиденье за Сомовым, но там с такими габаритами им вдвоем тесновато — перебрался в прицеп. Сложили несколько раз в виде «матраца» наш групповой тент, пристроили поудобнее, и катит себе лежа. Как и вся его община, тоскует, привыкает к новым реалиям.
Иногда вспоминает.
— В Сербие ест всего десять миллион, пока в Белграде имеет около двух миллионов жителей. Крупнейший сербский город после Белграда, где сербы живут, является Чикаго. Многие сербы живут в Вене, в Цюрихе, Берлине, Мадриде, Перте, Ванкувере, Рио-де-Жанейро… Просто нет места на земле, где они не. Но что такое душа каждого серба, является желание, чтобы в один прекрасный день вернуться в Сербию…
— Не горюй, Бранко, мы тут еще краше города выстроим.
Трясет его, конечно, но серб и не думает роптать, говорит, зато просторно, удобно. Серьезный мужчина, как я успел заметить. Спокойно и внимательно осмотрел имеющееся вооружение и попросил себе пулемет, сказав, что с таким повоевал немало. Сомов кивнул — мол, не вопрос, но без всяких экивоков предложил сперва продемонстрировать навык. Серб поставил машинку на землю, рядом патронные короба. Проверил первые патроны лент, не слишком ли туго выходят из ленты, а один патрон вытащил и поменял. Лег на землю, пристроился и несколько раз лупанул куда-то — для пристрелки. Потом показал нам тестовую мишень, притих и двумя короткими очередями уверенно снял вершинку дерева в полукилометре от нас. Сразу отстегнул ствол, сбрызнул «баллистолом» и положил в прицеп. Чистил на ходу.
Вук — молчаливый хлопец. Едет себе позади меня и молчит. Взрослый он какой-то, тяжело ему будет со сверстниками. Иногда тихо поет.
— Ничего, Вук, мы добудем тебе скрипку. Самую лучшую, самую дорогую и знаменитую, чтоб настоящий Страдивари или, на худой конец, Гварнери. А ты нам сыграешь что-нибудь грустное, сердечное. Чтоб родным повеяло. Мало музыки в этом мире. Обязательно научи детей Замка на скрипке играть — не все же нам за сволотой гоняться да по гусям-переросткам палить.
Себя же я ощущал «на полный зашибись».
Самостоятельная дорога в полной «автономке», да еще с правом выбора маршрута — это ни с чем не сравнится, отвечаю! Большинство мужчин любого возраста втайне мечтает о том, чтобы в их жизни было больше романтики. А романтика без авантюр половинчата. Авантюра людей пугает, многие к ней готовятся вдумчиво, как джазмен к импровизации. Но для того чтобы настоящая авантюра срослась, нужно немногое, на самом-то деле. Пара факторов информационных, пара материальных, один организационно-психологический — и скрытое желание личного состава проверить: а убьются они в итоге или нет? В нашем случае понадобилась чудо-техника, имеющаяся и пропавшая, и классические негодяи, заставляющие хороших в общем-то людей сходить с пути праведного на маршрут свободного поиска и свободной же, никем не контролируемой мести.
Я сидел боком на широком диване Зверька и пел, как умею, но зато в четыре октавы. Вук смиренно слушал мои рулады, сначала из вежливости, несколько снисходительно, а потом привык. Улыбается — вот и хорошо.
Ему я отдал «светку», так Якшич посоветовал, сказал, что и проверять не надо: у мальчишки хватает зарубок еще с той, сербской войны. Вук пострелял из винтовки вслед за старшим товарищем, и мы поняли, что Марко нас не подвел — он действительно выделил нам самых лучших.
В районе выброса словацкого анклава машины поехали медленнее, с частыми остановками и наблюдением. Здесь уже отчетливо видно, как Сена с прилегающей лесополосой начинает поворачивать к западу. Где-то там пропали поляки и уже по-настоящему таинственные украинцы, как мы думаем. Где-то там загадочный анклав с блок-постом на дороге, про который мне рассказал Серега. А перед нами, впереди — дикая арабская степь, по ней гоняют отморозки на квадрах и гасят людей только потому, что те встретились на пути. За спиной остались ушедшие к горам монокластеры, черногорцы и македонцы, может, и еще кто-то. Ох, мать! Да тут искать… Начать и кончить.