— Да, есть еще и посылка, — откликнулся я, доставая из мешка небольшой угловатый сверток, часть трофеев. Рация с зарядником, скорее всего.
— О! Давай сюда, приятель.
Бонифацио встал, обогнул прилавок и, сильно хромая, подошел ко мне.
— Леопард, — пояснил он, — на третий день попадания сюда. Мы еще ничего не знали, толком не представляли, где очутились, и большого опыта охоты не было ни у кого… А звери здесь крупные.
Еще какие крупные. Мы с гуркхами одного видели, бродил в степи неподалеку от RV, размером со льва кисун… Секунду помедлив, учитель фехтования быстро раскрыл балисонг, вспорол упаковку и аккуратно сунул внутрь узкий клинок. Твою мать! Кокаин, поди! Ну Джай, ну зараза! Наркокурьера из меня сделал!
Реагируя на очевидные эмоции, Бони мягко засмеялся:
— Зря ты так нервничаешь, здесь это дело законом не преследуется. Все регулируется лицензиями и квотами. Нужный, ходовой товар. Ему обрадуются даже в Берне, молодой человек. И не стоит смотреть на меня с таким удивлением… Я понимаю, русских готовят с большой идеологической накачкой. Но все пороки и грязь опустились на эту новую Землю вслед за людьми, и я очень удивился бы, узнав, что такого не случилось.
Он вновь сел за стол.
— К примеру, в Маниле есть свой миниатюрный Сохо, «квартал греха». Массажные кабинеты никуда не делись, вечное ремесло продолжает процветать. Азартные игры, лотереи — этого вы наверняка и в Шанхае насмотрелись. А у нас еще есть и петушиные бои. Раз в неделю, как всегда и было принято в этой стране. Страсть филиппинцев к петушиным боям гипертрофированна. Говорят, случись землетрясение или пожар, настоящий тагал сперва спасет любимого бойцового петуха, а потом уже жену и детей… И при всем этом филиппинцы, южный островной народ, часто носят испанские имена, говорят по-английски и верят в Христа с Мадонной: мы единственные на всю Азию католики. Разводы в Маниле запрещены, а семейные узы незыблемы. То, что у вас, русских, зовется, если мне не изменяет память, «седьмая вода на киселе», тут ближайшее родство. И кокаин этому никак не помешал. Все регулируется, хм… добрыми людьми.
Так я и поверил, волчара. Глаза с искоркой тоски выдают тебя, дружище, так что ты лучше для других эту базу прибереги.
Да, тяжело бывшему «спецу» бандитствовать, не лежит душа.
Судя по всему, в каждом анклаве есть свои аналогичные «спецы». Свои волкодавы, бывшие или действующие. И затевать в таких условиях агентурную игру просто бессмысленно. Когда я уже впрямую спросил Субедара об очевидном для меня агенте Берна в Шанхае, тот презрительно рассмеялся:
— Могу тебе сказать точный адрес! Его все знают. Агента Берна мы уважаем и бережем как зеницу ока! И он знает, что мы знаем, и очень ценит такое статус-кво. Мы ему помогаем, иногда даже подсказываем.
Вот так.
Невозможно в таких все-таки очень малых коллективах, даже имеющих численность Шанхая, скрыться от пристальных глаз соседей, и уж тем более «спецов». А в специфичном сообществе монокластеров Шанхая, где все по-семейному и все прозрачно, сохранить подобную тайну просто нереально. Прятать мощную радиостанцию, источник питания и антенну, ходить куда-то в лес… Хорошо для шпионского романа. Но «спецы» есть в каждом анклаве, и они думают, ищут и находят. Как я понял, шанхайцы даже не пытались посадить такого «штирлица» в Базеле. Я вспомнил скучающего от безделья Отто и осознал — правильно делают, не стоит. Ведь мои радиопереговоры, например, с КПП «Юг» в Берне наверняка прослушивали. Враз срубят.
Мы договорились с Бони, что на обратном пути я зайду за ответным подарком. А на время экскурсии нас будет сопровождать персональная «торпеда», Сампат, симпатичный жилистый тамил с отличным знанием английского, кольтом на поясе и хорошим чувством юмора. Напоследок Бонифацио напутствовал нас так:
— Здесь действуют всего две группировки, не то что в Шанхае, — ухмыльнулся лавочник-убийца. — На воде и в дальних угодьях действует банда с русским названием «Спутник», никто уже не помнит, почему ее так назвали. В самой же Маниле и окрестностях — «Будол-Будол». Мы сотрудничаем с последней. Группировки между собой находятся в состоянии постоянной холодной войны. Очень хорошо, что Джай дал вам рекомендации и отправил ко мне. Иначе могли бы быть неприятности: «Спутник» охотно потрошит новеньких, не здесь, конечно, на отъезде. Поэтому я дам вам сопровождение, километров двадцать вниз по реке они вас проведут… Может быть, уважаемый Тео, у тебя есть какие-то вопросы?
Я задумался.
— Есть. Кто сидит на реке к востоку?
— Это очень простой вопрос, — начал Бони, — хотя здесь он интересует немногих, как это ни странно. Соседи обосновались не близко, больше четырехсот километров к востоку по Гангу. Дело в том, что нас разделяет пустыня, так что следующий селективный кластер встал далековато…
— И кто это?
— Австралийцы, — продолжил «спец». — Они всего один раз приплывали сюда: долгое и накладное дело, почти тысяча километров в обе стороны. Поэтому наши знания друг о друге пока весьма скудны. Столица у них Канберра, на южном берегу реки, с ними новозеландцы и еще какие-то островитяне… Я что-то даже не слышал, как Ганг у них называется.
Вот и еще один надкусанный гранитный камушек в стену моих знаний.
— Кстати! — вспомнил вдруг Бони. — Вы с подругой не знаете, из-за чего так всполошился Берн? Что у них там происходит?
Я внутренне замер.
— У нас связи с Шанхаем нет, последних новостей не слышали, — безразлично, но с толикой тревоги ответил я. Типа ну мы сейчас и сами волноваться начнем. — А что такое?
— Интенсивный радиообмен по закрытому каналу, — спокойно пояснил филиппинец, — и не с Шанхаем, тех мы узнаем. С кем-то подальше.
Новость за новостью.
Ладно, нужно осматриваться, запоминать, фотографировать и ехать.
Время не ждет.
Динамика торговли набирала обороты.
Как и везде, зримость городским краскам добавляют запахи города — мне мерещится море. Понимаю, что его тут нет, и все же… Первым стоит рыбный рынок Дампа. Народ подтягивается за покупками, в основном домохозяйки. Два дворника с оранжевыми повязками торопятся закончить, усердно метут меж дощатых лавок. Рыбаки уже привезли свой первый утренний улов. На широких изумрудных листьях какого-то растения трепыхаются большие и маленькие рыбины и рыбки, переложенные пучками мокрой травы, — и далеко не все образцы мне знакомы. Рыба продается целыми тушами и кусками, разделанная и живая, из кадок. Рядом можно купить и поделки из рыб — вот высушенная голова огромного осетра, рядом аналогичная голова щуки-мутанта.
— Смотри, Тео!
Сбоку, явно для украшения и рекламы рядов, прямо на земле красовалась огромная акулья челюсть с частоколом страшных зубов, я такие только на рисунках видел — настоящее чудовище! Сампат подвел нас к консультантам, мы разговорились с продавцами. Оказывается, такие «переростки» из числа больших белых акул эпизодически заходят в Рейн, порой поднимаясь до самого Шанхая! А вот в Ганг акулы почему-то не суются — скорее всего, им вода не нравится. И как эти «рыбки» воспримут маленький одинокий моторный катерок, за кого примут? Но ведь местные-то до моря добираются… И возвращаются с добычей. Да, пушек тут ни на миг не зачехлишь.