— Да-с-с. Я леш-шала, оплетя ветку голубого дерева, когда Mac-стер Теней открыл путь. Его потом умертвили.
— Наверное, путь ведет к чему-то важному.
— Наверное. Я не лучш-ший с-судья в людс-ских делах.
— Ты пробиралась туда?
— Да-с-с.
— Значит, это не опасно?
— Нет.
— Отлично.
Преодолевая силу пути, я взобрался выше, пока обе ноги не оказались на одном уровне. Затем расслабился и позволил пути втянуть меня.
Я вытянул руки, на случай, если придется приземляться на не самую ровную поверхность.
Пол был аккуратно выложен плитками — черными, серебряными, серыми и белыми. Справа был геометрический орнамент, слева — мозаика, что представляла Преисподнюю Хаоса.
Впрочем, я смотрел вниз всего несколько мгновений.
— Господи всемогущий!
— Я была права? Это ваш-шно? — произнесла Глайт.
— Это важно, — отозвался я.
По всей часовне стояли свечи, многие с меня ростом и чуть ли не такие же толщиной. Некоторые были серебряные, некоторые — серые, несколько черных, несколько белых. Они стояли на разной высоте, причудливо расположенные на скамьях, полках, точках пересечения узора на полу Тем не менее не они давали основное освещение. Оно приходило сверху, и сначала я предположил, что сюда льется дневной свет. Но, глянув вверх, дабы оценить высоту свода, я увидел светильник — большой голубой шар за решетой темного металла.
Я сделал шаг вперед. Пламя ближайшей свечи затрепетало.
Я обратил лицо к каменному алтарю, что заполнял нишу напротив меня.
Черные свечи горели по обе ее стороны; серебряные, поменьше, мерцали прямо на нем. Мгновение я просто осматривал алтарь.
— Похош-ше на тебя, — заметила Глайт.
— Я думал, твои глаза не различают двумерных изображений.
— Я долго ш-шиву в музее. Почему твой портрет запрятан так тайно?
Я подошел ближе, пристально вглядываясь в икону.
— Это не я. Это мой отец — Корвин из Амбера.
Серебряная роза стояла в вазе перед иконой. Была ли она настоящей или искусственной в том или иной смысле этого слова, сказать я не мог.
И Грейсвандир лежал там же, на несколько дюймов выдвинутый из ножен. Я почувствовал, что он — настоящий, а тот, который носил призрак Образа моего отца, — лишь копия.
Я поднял меч и вытащил из ножен. Возникало ощущение мощи, когда я держал его, размахивал, бил, делал выпад, наступал…
Ожил спикарт, центр паутины сил. Мне вдруг стало неловко.
— А это отцовский клинок, — пояснил я, возвращаясь к алтарю и вкладывая оружие обратно в ножны. Как не хотелось оставлять его здесь.
Когда я вернулся, Глайт спросила:
— Это ваш-шно?
— Очень, — сказал я, в то время как путь нес меня обратно на верхушку дерева.
— Что теперь, мас-стер Мерлин?
— Я должен отправляться на ленч с матерью.
— В таком с-случае с-сади меня здес-сь.
— Я могу вернуть тебя в вазу.
— Нет. Я давно не с-скрывалас-сь в зас-саде на дереве. Это будет прекрас-сно.
Я вытянул руку Глайт размоталась и скрылась в мерцающих ветвях.
— С-счастливо, Мерлин. Навещай меня.
А я слез с дерева, всего однажды зацепившись штаниной, и быстро зашагал по коридору.
Через два поворота я вышел к пути, ведущему в главный зал, и решил, что лучше пройти здесь. Я выскочил у массивного очага — высокие языки пламени сплетались в нем — и медленно повернулся, дабы обозреть огромную палату, делая вид, словно я прибыл уже давно и просто ожидаю.
Похоже, здесь присутствовала лишь одна персона — моя собственная. Вид каковой на фоне ревущего пламени, по размышлении, показался мне несколько странным. Я поправил манишку, отряхнулся, провел гребнем по шевелюре. И как раз осматривал свои ногти, когда обнаружил движение на вершине огромной лестницы слева от меня.
Она предстала вьюгой, заключенной в десятифутовой башне. В центре, треща, плясали молнии, ледяные кристаллы пощелкивали на ступенях, перила замерзали там, где она проходила. Моя мать, казалось, увидела меня в тот же миг, что и я, ибо она остановилась. Затем взвилась на ступеньке и начала схождение.
Спускаясь, она плавно перевоплощалась, черты лица менялись от ступени к ступени. Как только я осознал, что происходит, я прекратил свои попытки перевоплотиться и отменил их весьма скромные результаты. Я начал меняться в тот момент, когда увидел ее, и, вероятно, мать стала делать то же самое при виде меня. Я не ожидал, что она станет перевоплощаться, дабы доставить мне удовольствие, во второй раз, здесь, на своей территории.
Она закончила превращение, едва коснувшись последней ступени, представ прекрасной женщиной в черных брюках и красной рубахе с широкими рукавами. Она смотрела на меня и улыбалась, приближаясь ко мне, заключая меня в объятия.
Было бы неловким сообщить ей, что я собирался перевоплотиться, да забыл. Или еще что-нибудь в таком роде.
Мать отодвинулась на расстояние вытянутой руки, опустила взгляд, снова посмотрела на меня и покачала головой.
— Ты спал в одежде до или после потогонных тренировок? — осведомилась она.
— Это жестоко, — промолвил я. — По дороге я остановился посмотреть достопримечательности и вляпался в пару сложных ситуаций.
— И потому опоздал?
— Нет. Я опоздал, потому что задержался в нашей галерее дольше, чем рассчитывал. Да не слишком-то я и опоздал.
Мать взяла меня за руку и развернула.
— Я прощаю тебя, — сказала она, ведя меня к путеводной колонне, в розовых, зеленых и золотых разводах, что находилась в зеркальном алькове через комнату направо.
Ответа, кажется, не требовалось, так что я промолчал.
Когда мы вошли в альков, я с интересом подумал, поведет она меня вокруг колонны по часовой стрелке или же против. Оказалось — против. Интересно. С трех сторон смотрели наши отражения — такова была комната, которую мы покидали. Но с каждым нашим витком вокруг колонны комната становилась другой. Я наблюдал, как она меняется, будто в калейдоскопе, пока наконец мать не остановилась перед хрустальным гротом у подземного моря.